Ангелы и боги

Фалалеева Любовь Александровна

Через Мексиканский залив, Карибское море, Панамский канал, мимо Эквадора, мы довольно быстро дошли до нейтральных вод Перу…

В тот вечер ничто не предвещало трагедии. Прогноз был самый благоприятный. Я сдал вахту Луи и, как всегда, стал помогать Верочке укладывать вас спать…

Вообще — то, вы всегда были очень спокойными младенцами, но в тот раз капризничали, плакали, не хотели засыпать. Вера сказала, что это плохой знак.

Чтобы вы не плакали хором, я взял Мариночку на руки и ушел в каюту Луи. Вскоре ты перестала

плакать и уснула. Но Марк продолжал безутешно рыдать, поэтому я оставил тебя в каюте матроса, а сам вернулся к Верочке и Марку…

Несколько минут я безуспешно пытался успокоить Марка. Шторм начался так внезапно, как будто его включила какая — то фантастическая сила. Яхту, словно перышко, бросало с волны на волну. Но Верочке удалось пристегнуть Марка к койке страховочным ремнем. Она накрыла его своим телом и крепко держалась за поручень, а я попытался вернуться в кормовую часть за тобой, Мариночка, но очередная волна, бросавшаяся на яхту, отшвыривала меня от двери каюты. Я рычал от бессилия, но утешало то, что я пристегнул тебя, Мариночка ремнями безопасности…

В очередной раз яхта «зарылась «носом в волну, собираясь опуститься на дно, я откатился к ногам Верочки и в то же мгновение кормовая часть отделилась от судна и скрылась в бушующих волнах разломом вверх. Нас тоже странным образом не смыло в воду — мощный поток воздуха понял наш обломок, перенес над бушующей пучиной и бережно опустил на берег…

Я и Вера были в шоке, а ты, Марк, вдруг успокоился и уснул…

Шторм так же внезапно стих, как и начался. Словно сам Господь Бог сначала включил его, затем, осознав содеянное, выключил удары стихии…

Нас выбросило на берег рядом с поселением. Местные жители пришли к нам на помощь…

Утром мы осмотрели то, что осталось от яхты. Края металлического корпуса на месте разлома были оплавлены, словно судно разрезал какой — то мощный луч…

Вскоре местные рыбаки прибуксировали кормовую часть нашей посудины. Она была пуста. Ремень безопасности был застегнут. Мы с Верой подумали, что тебя, Мариночка, вымыло из — под него водой. Луи же, скорей всего, смыло с мостика в первые секунды шторма…

В Майами мы вернулись самолетом. Вера замкнулась, ушла в себя, иногда плакала странными голубоватыми слезами. Ее душа оттаивала только рядом с Марком…

Я утешал Верочку, как мог, хотя сам сильно переживал потерю тебя, Мариночка. Мы оба не могли смотреть на океан, я стал признавать воду только в кране и душе. Мы решили продать дом на побережье, жили то у Эвелин и Эдди, то у Ростислава и Нины…

Прошло три года с того дня, как мы тебя потеряли, доченька. Все это время мы пытались завести детей, но безуспешно…

Накануне еще одного страшного для меня дня мы отвезли тебя, Марк, к Ростиславу и Нине, а сами вернулись в наш дом на побережье, занимались любовью, надеясь все — таки зачать ребенка…

Под утро Верочка сказала,

что хочет слетать в Советский Союз, в Ленинград, чтобы встретиться с Володичкой… Мою душу заполнила боль, я понимал, что могу остаться один. Но я любил Верочку больше собственной жизни, я обещал ей помочь оформить поездку…

Утром, после бессонной, полной любви ночи, мы освежились в душе и Верочка села за «Стэнвэй», начала играть свою любимую «Лунную Сонату»…

Внезапный порыв ветра открыл окно, — Ларри замолк, его глаза заполнили боль и слезы. Собрав душевные силы, он продолжил, — я не успел дойти до окна. Верочка прекратила играть, но как — то неестественно. Я резко обернулся. Верочка неподвижно лежала на полу рядом с роялем.

Я бросился к ней. Вера не дышала. Я потрогал сонную артерию, пульс… Я не хотел мириться с тем, что Бог отобрал жизнь у любимой женщины, стал делать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Садовник Джошуа вызвал медиков. Но в Америке не существует государственной системы здравоохранения и института «Скорой помощи», как это было в Советском Союзе. Медики прибыли только через час, осмотрев Верочку, не стали делать никаких мероприятий, сказали что моя жена умерла примерно час назад от внезапной остановки сердца…

Мы похоронили Верочку в самом прочном дубовом гробе. Ее тело не тронул тлен — она как будто спала…

Мне и сейчас тяжело все это вспоминать, а тогда я сам был готов умереть и лечь рядом с женщиной, которую любил больше всего на свете. От самоубийства меня удержали мысли о Марке и о наших родителях…

После смерти Верочки я передумал продавать дом на побережье. Ведь он стал памятником нашей совместной жизни…

Прошел год. Я вернулся из очередной деловой поездки, забрал Марка у Ростислава и Нины и поехал с ним к своим родителям.

А ничью разразилась страшная гроза. Ветер выл и ревел, волны с яростью бросались на берег. Непрерывно сверкали молнии и грохотал гром. Можно было подумать, что сам дьявол сошел с ума, а эта гроза — результат его безумия…

Макс бросил выразительный взгляд на Марка и Марину…

Ларри, между тем, продолжал свой рассказ:

— Только утром мы узнали, что в дом Ростислава и Нины попала молния и сожгла его вместе с ними. Как потом сказали эксперты, которых я пригласил — сначала молния убила Князевых и только потом возник пожар…

Я был в шоке. Я любил Ростислава за неповторимое обаяние, энциклопедические знания, за рассказы о жизни волхвов, за то, что на него была похожа Верочка…

Из близких у меня остались только Марк и родители. Я решил перебраться в отчий дом — отец и мать нуждались в моем внимании, а Марк в их любви и заботе во время моих деловых поездок. Эвелин и Эдди приветствовали мое решение…

Я перевез к родителям почти все свои вещи.

Вместе с Марком я поехал за памятными вещами Верочки и Марины.