Ангелы на кончике иглы
Шрифт:
Его ударили в живот. Ивлев скорчился от боли. Смахнули шапку и сзади рванули за волосы, откинув назад его голову. Били его ногами. Сколько их? Трое, четверо – он не видел. Били молча, с разных сторон, до тех пор, пока дверь в подъезд не открылась и не показалось трое соседей – муж, жена и ребенок. Те, кто били, пропустили их в подъезд и один за другим выскочили на улицу. Соседи прошли мимо Ивлева, ничего не заметив.
Он полежал немного и поднялся. В лифте погляделся в зеркало. На лице ни единого синяка. Ныли живот, спина.
Домой он пробрался тихо, медленно снял плащ, долго мылся холодной водой, потом тихо пришел на кухню и молча сел за стол. Тоня быстренько стала его кормить, ни о чем не спрашивая. Он поел, поцеловал ее походя в щеку, ушел в комнату и вернулся.
– Тонь! Кто все перевернул вверх дном?
– Ты сам! – она положила нож, которым резала лук, и с тревогой смотрела на него. – Кто ж еще?
– Я?! – переспросил он с недоумением.
– Разве не ты что-то выбрасывал? – Тоня указала пальцем на пол возле мусопровода, где она еще не успела убрать.
Вячеслав опустился на колено. Каждое движение причиняло боль. Он взял с пола обрывок. Это оказался остаток одной из его неопубликованных статей.
– Какая сволочь все трогала?
– Когда я вошла, мне показалось…
– Выходит, что не понадобилось, просто рвали и сбрасывали в мусоропровод? Я иду в милицию!
Дежурный лейтенант в милиции к сообщению отнесся вяло, ничего не записал. Спросил фамилию и место работы.
– Ладно, будем искать.
– А на месте никто не осмотрит?
– Чего смотреть? И так ясно – обокрали. Я же сказал: будем искать. А чего украли?
– Украли?… Учебник французского языка… Они меня избили, лейтенант!
– Вообще, я тебе так скажу, – лейтенант смотрел на Ивлева с иронией, но не без сочувствия. – Не лезь ты в это дело! Их разве поймаешь?…
Тоня еще возилась на кухне. Он сел на табурет посреди кухни, бессмысленно перебирая валяющиеся на полу клочки с заметками, черновики. Антонина опустилась возле него на колени.
– Ты брала блокнот с телефонами?
– Не трогала…
– Тогда ясно что еще украли. Ведь у Макса Закаморного есть белые стихи. Он раз сто их читал:
Телефоны друзей не записывайте!Лучше так их запоминайте.Таковы условия времениИ простой человеческой порядочности…65. МАШИНКА
Светлозерская вернулась из редакции около десяти. Возле приоткрытого окна Инна остановилась, опустила длинную молнию, сняла платье, лифчик и вздохнула. Она знала, что с улицы все видно, но это ее не тревожило. Весенний воздух приятно защекотал в ноздрях. Инна блаженно потянулась, глянула себе под мышки и надумала сразу побрить волосы, пока не забыла. Она взяла бритву,
Прикрывая рукой груди, она отворила – на пороге стоял Ивлев.
– Славочка? Заходи! Извини, я не совсем одета.
– Я вижу, – Слава поставил портфель у двери. – Так даже красивее… Ты прости, Инка, что я так поздно. Давай рукопись!
– Так я же не кончила!
– Сколько успела, неважно. И… давай свою машинку.
– Зачем?
– А я привез новую, лучше твоей…
– То есть?!
– Не будь глупенькой, Светлозерская. За мной следят. Хочешь, чтобы тебя попутали?
– Меня? А меня за что?
– За то, что мне печатала, дуреха!
Она присвистнула.
– Да ты проходи, Славочка. Снимай плащ…
Хозяйка возилась на кухне, в комнату не заходила, слышала, что к Инне кто-то пришел.
– Что это? – спросил Ивлев.
По руке у нее текла тонюсенькая струйка крови.
– Чепуха! Я бритвой порезалась. Хочешь слизать?
Ивлев взял ее за плечи, поцеловал, собрав языком кровь.
– Спасибо, – сказала она. – Ты безопасной бритвой – умеешь? Тогда побрей мне подмышки.
Она подняла обе руки и поворачивалась, пока он это делал.
– Мужчина – совсем другое дело. Он все умеет. А трусики мои тебе нравятся?
– Очень!
– Это итальянские. Правда, состарились, но лучше наших-то! Вот эти завязочки спереди развязываются.
– Закройся, Инка!
– Пожалуйста, – она не обиделась. – Тебе же лучше хотела. Я все равно Надьке уже сказала, что мы с тобой спали…
– Зачем, глупая?
– А у меня примета: если совру, что с кем-нибудь спала, после обязательно лягу. Ложь сбывается! Примета такая, понимаешь?
– Понятно! – он положил бритву. – А хозяйка – она как?
– А она, когда ко мне мужчина приходит, на кухне сидит. Я ведь ей за это плачу.
– За что?
– За каждого мужчину. Так что она довольна, если больше приходят. Скупая, сволочь: подслушивает, сколько кусков бумаги в уборной отрываешь.
Поставив зеркало на стол напротив него, Инна начала навертывать прядки волос на бигуди. Голову она покрыла цветастой косынкой.
– Жарища-то! Ты на меня не смотри… В бигудях я некрасивая. Я вообще, Славочка, старею, и мне пора делать карьеру, как всем.
– Зачем?
– Затем, что такие, как ты, уже просто сидят со мной.
– Это я старый, Инка. Простой советский импотент. Всех по мне не меряй…
– Считаешь, у меня красота еще осталась?
– Все на месте, Светлозерская. За тебя я не беспокоюсь.
– Ягубов сегодня тоже сказал, что у меня все в порядке. Правда, он имел в виду анкету. Сказал, даст мне рекомендацию в КПСС.
– Ну?
– Я же сказала – делаю карьеру. Он обещал сделать меня завмашбюро.
– Ого!
– Конечно, он даст мне рекомендацию, чтобы я как член партии молчала, что он хочет со мной переспать. Но мне-то не все ли равно?