Ангелы на кончике иглы
Шрифт:
– Под руководством завредакцией Кашина, – договорил Ягубов. – Это, товарищи, тоже мера необходимая, так как некоторые забывают, что у них есть партийные документы, которые положено хранить в сейфах.
– И комнаты за собой запирайте, когда выходите, – закончил Кашин.
– Как любит повторять наш главный редактор, – улыбнулся Степан Трофимович, – порядок расширяет мысль.
– Новый порядок… – прошептал Раппопорт, но так тихо, чтобы никто не услышал.
В конце совещания Яков Маркович нервничал, незаметно поглядывая на часы. Ивлев ждет его дома и не
Ягубов между тем оглядел всех, сделал паузу, как бы колеблясь, говорить ли о такой деликатной мелочи, однако решился:
– И еще есть просьба, товарищи. Мы с вами не на стадионе, поэтому попрошу мужчин являться на работу в пиджаках и галстуках, а женщин – в более строгой одежде, чем сейчас. Я имею в виду, так сказать, длину юбок… Будем брать пример с Большого дома. Да, кстати, Кашин. Вот список для явки на это наше совещание. Проверьте, почему некоторых сотрудников нету. У нас в стране, как вы знаете, демократия, а это значит, дисциплина для всех одна: и для членов редколлегии, и для тети Маши. Вывод один: усилим бдительность – к себе и другим.
– Усилим… – пробурчал Тавров, ни к кому не обращаясь, и на этот раз достаточно громко и смело.
Наконец всех отпустили. Оттолкнув двух немолодых сотрудниц, он протиснулся к двери и спустился к себе. Раппопорт бегло оглядел стол, не стал ничего убирать, вынул из шкафа и нахлобучил шляпу, обмотал шею протертым до дыр шарфом и протянул руку за пальто. Пальто на вешалке не было. Яков Маркович с удивлением оглядел вешалку, посмотрел вниз (может, упало?), заглянул за шкаф. Он даже не выругался, настолько был изумлен.
По коридору расходились с собрания. Останавливались, чтобы договорить, и скрывались за дверями.
– Коллеги! – завопил Тавров проходящим. – Не видели, кто заходил в мою комнату? Пальто мое, понимаете ли, тю-тю!
– А хорошее пальто?
– Не столько хорошее, сколько единственное.
– Я бы такое пальто не украл, – сказал Алексеев. – А если бы у меня украли, только радовался.
– Но у меня же нет другого, – растерянно моргал Яков Маркович.
– Что за день сегодня – с утра до вечера радуют новостями! – проговорил замсекретаря Езиков, вращая маленькой головкой на длинной шее. – А почему у тебя нет другого? Намекаешь на то, что гонорары все время урезают?
– Ватник, правда, есть, в котором я из лагеря вернулся…
– В ватнике тебя в ЦК не пустят.
– Как же я без пальто на холод? – приуныл Яков Маркович. – У меня ведь спина болит!
– Это она в преддверии субботника, – не унимался Езиков. – За субботник ты, Тавров, получишь премию – на нее купишь новое пальто.
– Не купит, – возразил Алексеев. – Премия – не больше пятидесяти рубчиков. А Рапу ее с Лениным пополам делить надо. Идея-то субботника обоим пришла!
– Шучу я и сам, Петр Федорыч, – сказал Раппопорт. – А пальто нету!
– Больше ничего не украли? – сообразил Езиков. – Ну-ка посмотри! Они втроем вошли в комнату.
– Портфель! – крикнул Яков Маркович.
– Ну
Обычно у Якова Марковича в портфеле всегда лежало кое-что почитать не для посторонних. Он сразу подумал об этом. Но сегодня, к счастью, ничего такого не было. Хорошо еще, папку в кабинете Макарцева он не нашел!
– Ценного? Да так… Ничего…
Яков Маркович недавно купил в киоске свежие речи вождей и собирался нарезать их для своего конструктора. А потом решил эту книгу оставить как историческую реликвию – последнее воспоминание о коллективном руководстве. Носил он ее всегда в портфеле на тот случай, если портфель где-нибудь забудет, чтобы перекрыть другое, бесцензурное. Книгу эту он вынимал в метро, а в редакции клал на стол, чтобы все посторонние видели название. И вот книга осталась на столе, а портфель украли.
– Надо сообщить Кашину, – решил Алексеев. – Пускай заявит в милицию. Что творится! Не помню такого, хотя в редакции с сорок пятого года. А вот и Валентин Афанасьевич. Легок на помине!
В комнату заглянул Кашин, подтянул отстающую ногу, тихо прикрыл за собой дверь, улыбнулся.
– Что тут у вас случилось?
– Пальто и портфель, – Тавров развел руки, не продолжая дальше.
– Ясненько! – хихикнул Кашин. – Прошу ко мне…
Из своего кабинета он вынес портфель Якова Марковича и пальто, аккуратно сложенное подкладкой наружу.
– Что за спектакль, Валентин?
– Спектакль? Вы систематически оставляете отдел незапертым. А я – материально ответственное лицо. Почему же вы не хотите беречь собственное имущество?
– От кого беречь? Что за идиотские установки?
– Установки не мои, Яков Маркыч. Я ведь исполнитель. А уж какие они – не мое дело. Хотите – жалуйтесь.
– И пойду! Не пойдешь – тебе сядут на шею!
Яков Маркович решительно взял из рук Кашина пальто и портфель и в гневе направился прямо в кабинет Степана Трофимовича.
Анна Семеновна, заметив Таврова, бросилась ему наперерез.
– Разве Ягубов вас вызывал?
– Он – меня?! – не понял Раппопорт.
Анечка понизила голос.
– Ягубов приказал пропускать к нему только тех, кого он сам вызвал…
– Еще чего он придумает?!
Раппопорт оттолкнул Анну Семеновну и решительно рванул двери ягубовского кабинета.
– Вот! – крикнул он с порога, показывая Ягубову пальто и портфель.
– Что случилось, Яков Маркович? – с готовностью спросил Ягубов.
Он стоял у окна, держа в одной руке блюдечко, в другой чашку с чаем. Отхлебнув глоток, поставил чашку на блюдце.
– Безобразие! – заявил Раппопорт. – Форменное безобразие!
– Успокойтесь, – Степан Трофимович поставил чашку на подоконник, вынул из кармана чистейший носовой платок, вытер губы. – Призыв к бдительности – общее распоряжение по редакции и касается всех сотрудников, в том числе и меня, и вас. Скажите спасибо, что это сделал Кашин, а не посторонние.
– А просто сказать он не мог? Не мог? – жаловался Раппопорт. – Сегодня вещи берет, а завтра будет шарить в карманах?