Ангелы Опустошения
Шрифт:
Утром Левеск приходит с тетрадкой и я говорю ему
– Никто тебя не бил!
– Ну я рад слышать это! – ревет он – Я как-то раз сказал «Ты должно быть мой брат который умер в 1926 году и был великим художником и рисовальщиком в девять лет, ты когда родился?» но теперь понимаю что они вовсе не одно и то же лицо – если так, то Карма исказила. Левеск искренен с большими голубыми глазами и очень хочет помочь и очень смиренный но и он тоже вдруг может обезуметь прямо на глазах и бешено заплясать по улице что пугает меня. К тому же он смеется «Муии хи хи ха ха» и нависает за спиной…
Я изучаю его тетрадку, сижу
– Что за некрофилия! – вопит он, имея в виду что девчонки обожают покойного актера но то чем актер не является, то что актер есть – Готовим на кухне свиные отбивные и уже стемнело. Предпринимаем короткую прогулку вверх по той же самой странной тропе через пустырь с утесной травой, пока мы спускаемся снова Рафаэль шагает сквозь лунную ночь в точности как опиетрубочный китаец, руки у него глубоко в рукавах а голова склонена и он идет дальше и дальше, по-настоящему темный и странный и согбенный под горестными соображениями, взгляд его поднимается и прочесывает окрестность, он выглядит потерянным как маленький Ричард Бартелмесс [76] в старой картине о лондонских опиекурильщиках под фонарями, по сути Рафаэль заходит как раз под фонарь и переходит к другой темноте – руки в рукавах он выглядит угрюмо и сицилийски, Левеск говорит мне
76
Ричард Бартелмесс (1895–1963) – американский актер немого кино. В фильме американского режиссера Д. У. Гриффита «Сломанные цветы, или Желтый и девушка» (1919) сыграл китайского лавочника Чжэна Хуаня, буддистского миссионера в Лондоне.
– О как бы я хотел написать его когда он идет вот так.
– Нарисуй сначала карандашом, – говорю я, потому что весь день безуспешно рисовал его тушью —
Мы входим и я иду спать, в свой спальник, окна открыты к прохладным звездам – И сплю я со своим крестиком.
94
Наутро «Я и Рафаэль и Саймон» уходим сквозь жаркое утро сквозь большие цементные фабрики и чугунолитейные заводы и депо, мне хочется идти и показывать им разное – Сначала они стонут но потом начинают интересоваться большими электромагнитами которыми поднимают кучи прессованного металлолома и сваливают их в саморазгружающиеся вагоны, блэм, «просто выпуская сок рубильником, питание обрубается, масса падает», объясняю я им.
– А масса равна энергии – а масса плюс энергия равняется пустота.
– Ага но ты только погляди на эту ч-чер-то-ву штукенцию, – говорит Саймон, раскрыв рот.
– Здорово! – вопит Рафаэль стуча по мне кулаком.
Мы шагаем дальше – Мы собираемся посмотреть на железнодорожной ли станции Коди – Заходим прямо в раздевалку проводников и я даже вижу приходили мне сюда письма или нет, с того времени два года назад когда
– Больше, – отвечает Рафаэль.
– Больше? – вопит Саймон.
– Ну да.
Саймон принимает эту информацию с полным серьезным соображением и пересоображением, я вижу как он шевелит губами и подсчитывает —
Ну конечно же Коди там, на дороге, толкает свою малолитражку на 40 милях в час на крутую горку, вписывается задом в щель на стоянке и выпрыгивает – дверца широко распахнута он высовывает широкую смеющуюся красную рожу верещит что-то нам парням на улице и одновременно отгоняет налетающих автомобилистов —
Мы несемся на квадрат к одной красивой девчонке, прекрасная квартирка, у девчонки короткая стрижка, она в постели, под одеялами, она болеет, у нее большие грустные глаза, она просит чтобы я включил погромче Синатру на проигрывателе, у нее там весь альбом вертится – Да, нам можно взять ее машину – Рафаэль хочет перевезти свое барахло, от Сони, на новую квартиру с гулянкой где была органная музыка и Левеск плакал, о’кей, машина Коди слишком маленькая – А потом мы схиляем на скачки —
– Нет на скачки в моей машине нельзя! – кричит она —
– Ладно —
– Мы вернемся, – Мы все окружаем ее восхищаясь, немного сидим, у нас даже есть долгие молчания в которые она тогда поворачивается и давай на нас смотреть и в конце концов обращается к нам:
– Вы что чуваки задумали – в общем, – чихает – Ух, – говорит она, – Расслабьтесь – В том смысле, что знаете? – Типа, знаете? —
Ага, мы все соглашаемся но не можем все одновременно влезть поэтому отчаливаем на скачки но переезд Рафаэля отнимает у нас все время и в конце концов Коди начинает соображать что мы снова опоздаем к первому заезду —
– Я опять пропущу ежедневный двойной? – неистово орет он – показывая свой раскрытый рот и зубы – он в самом деле по-серьезу.
Рафаэль выуживает все свои носки и шмотки а Соня говорит:
– Слушай, я не хочу чтобы все эти старые кошки знали про мою жизнь – Я живу, видишь —
– Это клево, – говорю я, а самому себе: совершенно серьезная девчоночка серьезно влюбленная – У нее уже есть новый мальчик именно это она и хочет сказать – Мы с Саймоном поднимаем большие альбомы пластинок и книги и сносим их вниз к машине где дуется Коди —
– Эй Коди, – говорю я, – поднимись поглядеть на симпатичную девчонку —
Ему не хочется – в конце концов я говорю
– Нам нужны твои мускулы чтоб все это перетащить, – и тогда он идет но когда мы уже всё уладили и опять сидим в машине готовые ехать, и Рафаэль говорит
– Фу! ну всё! – Коди произносит:
– Хмф, мускулатура
Нам надо доехать до новой квартиры, и там я впервые замечаю прекрасное пианино. Хозяин, Эрман, еще даже не вставал. Левеск тоже здесь живет. Рафаэль по крайней мере оставит тут пожитки. Уже слишком поздно и для второго заезда поэтому мне наконец удается убедить Коди не ездить на скачки вовсе а поехать в следующий раз, завтра проверить результаты (позже выясняется что он бы продулся) и просто покайфовать денек ничем особым не занимаясь.