Ангелы постапокалипсиса: Война
Шрифт:
В общем, когда опять началась паника, поверили не все и не сразу. Даже когда один ушлый газетчик сумел демонов на фотоаппарат запечатлеть, всё равно некоторые сомневались:
— А вдруг подделка?!
Те, кто не сомневались — вооружались. Поначалу, помню, они с дубьем маршировали. Впереди — монахи с иконами, за ними — миряне с палками. Власти быстро сориентировались и огнестрельное оружие им категорически запретили. Помнится, тогда царил такой хаос, что законы и запреты соблюдались хорошо если через раз, да и то больше по инерции, но тут будущие инквизиторы продемонстрировали похвальную законопослушность.
Изначально предполагалось, что всё это воинство двинется прямиком на финальную битву между светом и тьмой. Потом, когда стало ясно, что по части Армагеддона нам всем вышел шиш с маслом, эти отряды стали силами самообороны при храмах. Заодно контролировали богобоязненность прихожан и высматривали среди них культистов. Если находили — или считали, что находили — то самосуд был скорым и суровым. Поначалу жгли редко, чаще вешали, но огонь быстро завоевывал умы и сердца верующих. Не удивительно, что вскоре самооборонцев в народе прозвали инквизиторами.
Ну а когда власти, наконец, сумели призвать эту компанию к порядку да официально оформили — инквизиция как название уже прижилось. Случилось это не за один день, даже соответствующий указ, как говорят, мурыжили целый месяц, вот так и получилось, что инквизиция у нас есть, а конкретного дня рождения у нее нет.
Но вот что у инквизиторов не отнять, так это готовность идти в атаку первыми.
Перед нами лежала узенькая улочка. Вдвоем пройти можно, но в случае чего быстро не развернуться, и Факел уверенно пошел первым. Я отставал от него на пару шагов, регулярно поглядывая назад и вверх. Из домов не доносилось ни звука. В небе проплывали облака и клубы дыма. Шум битвы доносился издалека, а здесь мы могли привлечь внимание разве что снующих туда-сюда горгулий. Пару штук я заметил, но ни одна даже не притормозила над нами.
Мы подошли к приоткрытой двери, держа оружие наготове. Внутри было тихо и темно. На пороге я заметил кровь. Красную, человеческую. Факел взялся за ручку и оглянулся на меня. Я кивнул.
— Эй, есть кто живой? — негромко окликнул Факел.
Ответа не последовало, но мои уши уловили неясный звук. То ли стон, то ли хрип, то ли скрип. Я даже не был уверен, что звук донесся именно изнутри а не, к примеру, с соседней улицы. Там аккурат за этим домом что-то горело и в небо поднимался столб черного дыма. Интуиция, прикинув так и эдак, подсказала, что звук донесся всё-таки из дома.
— Там кто-то есть, — шепнул я.
Лучше уж я потом извинюсь за ложную тревогу, чем мы словим пули в спину.
Факел кивнул и тотчас нырнул внутрь. Я последовал за ним. Прихожая в доме практически отсутствовала. Едва переступив смятый коврик у порога, мы сразу оказались в просторной гостиной.
На столе, застеленном белой скатертью, стояли столовые приборы. Стулья были придвинуты к столу, кроме одного, который валялся на боку. Факел о него споткнулся и шепотом воззвал к Господу в не совсем уместном контексте. Я обошел зашел с другой стороны и наткнулся на беса.
Бес был мертв. Кто-то от души нашпиговал его свинцом. Бес лежал мордой к лестнице, которая вела на второй этаж. В полосе света из окна
Звук повторился и в этот раз я был уверен, что он доносится со второго этажа. Я стволом винтовки указал Факелу наверх. Инквизитор уверенно зашагал вверх по ступенькам. Те тихонько поскрипывали под его весом. Помятуя, как сам собирался подловить Факела на лестнице, я поднимался спиной вперед и держал проем над нами под прицелом.
Комната на втором этаже оказалась вдвое меньше гостиной и вдвое беднее обставлена — стол, кушетка да пара стульев. У разбитого окна боролись двое. Бес сидел верхом на человеке в солдатской форме и пытался задушить своего противника. Солдат, понятное дело, пытался не дать ему это сделать, но силы уже оставляли его. Оба так увлеклись процессом, что совершенно не заметили нашего появления.
Да что там наше появление, бес не выпустил горло солдата даже тогда, когда Факел с разбегу врезал ему сапогом под ребра. Заверещал — еще бы он не заверещал, я от лестницы слышал, как у него кости хрустнули! — но не выпустил. На полу я приметил пистолет и саблю. Должно быть, они отлетели в сторону в пылу борьбы. Я на ходу отставил винтовку к стеночке и подхватил саблю. Пистолетик мне показался уж больно маленьким.
— Факел, посторонись! — скомандовал я.
Тот поспешно сделал шаг влево. Фехтовальщик из меня неважнецкий, даже прямо скажем — никакой, поэтому я просто размахнулся да и рубанул со всей силы. Череп беса — пополам, клинок тоже пополам, сам чуть по инерции в окно не вылетел. Хорошо, Факел за руку поймал. Рукоятку сабли я от неожиданности выпустил и та, громко стукнув по подоконнику, отскочила на улицу. Там, к счастью, по-прежнему никого не было.
Факел оттащил дохлого беса в сторону, а я склонился над солдатом. Поначалу я принял его за старика. Он был седой как лунь. Хотя нынче это не показатель. На фронте такое творится, что и молодому поседеть недолго. По лицу так действительно он мог быть не старше Факела. Точнее, по тому, что от лица еще осталось.
Досталось солдату здорово. Ни одного живого места не осталось. Я, помнится, в тот момент вообще удивился, как он с такими ранами еще держался. Впрочем, держался он явно на последнем издыхании. Тут, наверное, даже бывалый доктор только развел бы руками. Когда я склонился над солдатом и моя тень упала на его лицо, он едва слышно прохрипел:
— Мои убежали?
— Ты о ком? — переспросил я. — Тут только ты и два дохлых беса.
— Убежали, — хрипло констатировал солдат.
— Скорее всего, — согласился я. — Ты держись, приятель. Сейчас что-нибудь придумаем.
Я быстро огляделся по сторонам. Ничего, похожего на перевязочные материалы, поблизости не наблюдалось. Справа от меня приоткрытая дверь вела в другую комнату. Я нацелился было туда, но солдат нашарил мою руку и вцепился в нее. Его левый глаз так заплыл, что, наверное, если он и видел что-то, то только правым. Да и то вряд ли.
— Отвоевался я, — прохрипел солдат, и, судя по тону, он уже смирился с этим. — Отвоевался. Две войны прошел. Хотел умереть дома. Вот я дома…
Он еще что-то говорил, но дальше я не разобрал слов. Наверное, жаловался, что не так он себе всё представлял. Ну да это понятно.