Английские бунтари
Шрифт:
В сложившейся ситуации наиболее логичным шагом Кэда, казалось, было бы немедленно занять оставленный без защиты город, но он снова колебался. Тем временем лондонские ольдермены лихорадочно решали, как им поступить — в их распоряжении находились только отряды милиции и гарнизон Тауэра, кстати, формально не подчинявшийся городским властям, а на помощь горожан рассчитывать не приходилось, поскольку многие из них явно симпатизировали повстанцам. К тому же против защиты столицы возражали и “торговые князья”, боявшиеся, что насильственное вторжение в город причинит им огромные убытки и разрушения. Учитывая все это, в конечном итоге было принято решение открыть городские ворота, и Кэд ввел свою армию в Лондон под приветственные возгласы собравшихся на улицах горожан. Пройдя через подъемный мост, он
В столицу Кэд въехал, “как вельможный господин”, облаченный в великолепные рыцарские доспехи, снятые с убитого сэра Хэмфри Стаффорда. Он заверил жителей города, что явился сюда как смиренный проситель короля и что их собственности абсолютно ничто не угрожает. Затем, посовещавшись с мэром относительно проблем снабжения армии и обеспечения порядка в городе, Кэд развернул свой штаб в “Уайт-Харт” — одном из крупнейших пригородных постоялых дворов на дороге Боро-Хай-стрит, позволявшей контролировать главные подходы к городу и Лондонскому мосту. На следующий день жители Лондона и Саутуорка, как обычно, приступили к мирному труду.
Почти все из вызывавших особую ненависть народа придворных вельмож или управителей бежали вместе с королем, однако кое-кому — кентскому шерифу Кроумеру, баснословно богатому купцу Малпасу, сэру Джеймсу Фиеннесу и его брату лорду-казначею Англии Сэй-энд-Селу — по каким-то причинам сделать этого не удалось: они остались в Лондоне, и повстанцы горели желанием им отомстить. Не найдя самого Малпаса, они разграбили его роскошный особняк; Кроумер был схвачен, судим и обезглавлен; лорда Сэй-энд-Села, скрывавшегося в Тауэре, выдал комендант крепости лорд Скейлс в обмен на обещание Кэда не пытаться брать ее приступом. Сэй-энд-Села доставили в Гилд-Холл на суд мировых судей, однако он категорически отказался признать их разбирательство законным, настаивая на своем праве быть судимым только судом пэров. Этот юридический спор продолжался бы еще долго, и неизвестно, чем бы он закончился, но собравшаяся на улице толпа потеряла терпение, ворвалась в здание, оттащила лорда-казначея в Смитфилд и обезглавила.
Весь последующий день, воскресенье, армия Кэда спокойно провела в Саутуорке. Вряд ли приходится сомневаться в том, что столь частые периоды бездействия и колебаний, во-первых, отражали отсутствие четкой стратегии, а во-вторых, наносили серьезный вред успешному развитию восстания. Конкретные планы, рассуждения и возможные разногласия между его вождями остались для нас неизвестными.
Враги же тем временем отнюдь не сидели сложа руки. Заручившись согласием коменданта крепости лорда Скейлса, под командованием которого находился сильный гарнизон, богатые купцы и ольдермены тайно переправили в крепость роту лучников, недавно вернувшихся из Франции и еще не успевших покинуть Лондон, другие разрозненные группы королевских солдат и свою вооруженную челядь. Прежде всего они хотели уничтожить заставы повстанцев у Лондонского моста, тем самым прочно заперев Кэда в Саутуорке.
Атака началась в тот же день, воскресенье, с наступлением сумерек. Немногочисленный заслон на северной стороне моста был скоро подавлен, но шум и крики подняли тревогу на другом его конце, откуда на помощь повстанцам немедленно был отправлен сильный отряд. Завязалась кровавая сеча: уже стемнело, и воины яростно кололи и рубили друг друга в мерцающем свете факелов и тусклых фонарей. Тела убитых и раненых затрудняли передвижение, не давая возможности произвести какой-либо маневр, но ни одна из сторон не желала уступать. Многие, схватившись врукопашную, вместе падали в реку и тут же шли на дно, увлекаемые туда тяжелыми доспехами. Живые спотыкались о мертвых и насмерть затаптывали раненых. Короткая летняя ночь подходила к концу, а городским концом моста по-прежнему владели повстанцы. Более того, им удалось поджечь деревянные строения ниже подъемного моста, и вскоре разгоревшееся пламя перекинулось через “улицу” и опалило задние ряды нападавших. Обитатели горящих домов с воплями выскакивали на забитый телами мост, еще больше- усиливая царящие там хаос и неразбериху. Многие погибли от ожогов, но еще больше людей, спасаясь от огня, бросились в реку и
Именно в это время, стремясь переломить ход сражения, лорд Скейлс решил подвергнуть повстанцев бомбардировке из мортир — это недавно завезенное в Тауэр “чудо военной техники” являло собой чугунную трубу на массивной подставке, из которой выстреливались каменные ядра. Мортиры поражали цель крайне редко, но производили столько грохота и огня, а раскаленные ядра, падая в реку, так устрашающе шипели, что на мосту началась настоящая паника.
Но вот языки пламени подобрались уже к подъемному мостику, вынудив лондонцев прекратить атаку и отступить в город. К тому же противники буквально изнемогали от усталости, так что о скором возобновлении битвы не могло быть и речи. В девять часов утра обе стороны согласились на перемирие. Создалась тупиковая ситуация: лондонцы контролировали один конец моста, повстанцы — другой. А поскольку мост являлся главной артерией столицы, то жизнь в ней как бы временно замерла.
Никаких признаков помощи от короля, чьи интересы лондонцы вольно или невольно защищали, не наблюдалось, поэтому они, слабо веря в возможность отстоять город собственными силами, предложили повстанцам начать переговоры. Кэд и его ближайшее окружение согласились, ибо со своей стороны также не были уверены в том, что смогут добиться решительной военной победы. Король оставался королем, а они, его верные подданные, в глазах закона оставались бунтовщиками, виновными в измене и заслуживающими смертной казни.
Делегацию лондонцев на переговорах, состоявшихся в церкви св. Маргариты, возглавляли архиепископ, кардинал и епископ — многоопытные и искушенные в политических играх церковники. Им снова зачитали и вручили “Перечень жалоб и требований народа Кента” для предоставления королю и парламенту страны. С соблюдением должных церемоний приняв документ и обещав всяческое содействие его исполнению, посланники от города в свою очередь потребовали немедленного разоружения и роспуска повстанческой армии. Кэд возразил, что это станет возможным, только если каждый из его людей получит письменную амнистию, составленную и подписанную в полном соответствии с законом.
Как бы предугадав такой поворот событий, архиепископ тут же вручил Кэду две заранее заготовленные “Хартии прощения” — одну лично для него, другую — для всех его людей. Но на них не было королевской печати, что давало Генриху VI возможность в любой момент опровергнуть их законность. Поэтому Кэд отказался принять эти хартии и еще раз потребовал отдельного документа, санкционированного парламентом и скрепленного королевской печатью, для каждого повстанца. Но ведь это, резонно возразили церковники, займет очень много времени. Ведь по меньшей мере несколько месяцев уйдет только на то, чтобы собрать парламент. К тому же не следует забывать и о том, многозначительно напомнили они, что король Генрих VI уже формирует огромную армию, которая без труда разобьет повстанцев, и тогда с ними будет совсем иной разговор. В конце концов обе стороны согласились на компромисс: Кэд решил принять хартии, а лондонцы — поименные списки повстанцев, чтобы для каждого из них со временем был подготовлен соответствующий документ о прощении. После завершения переговоров Кэд издал приказ о роспуске своей армии, подписав его, как он настаивал, своим “законным” именем — Джон Мортимер.
Уже на следующий день большинство повстанцев отправились по домам, уверенные в том, что добились справедливости и что их требования будут вот-вот удовлетворены. На постоялом дворе “Уайт-Харт” остались лишь вожди восстания и небольшая группа их менее оптимистично настроенных сподвижников, сомневавшихся в искренности полученных заверений. Их опасения оказались не напрасными. Скоро пришло известие, что, по решению властей, прощение, дарованное Джону Мортимеру, не относилось к предводителю бунтовщиков, который являлся не членом этой благородной и уважаемой семьи, а обычным простолюдином по имени Джек Кэд. Было также объявлено, что король дарует прощение только последовавшим за Кэдом дворянам и землевладельцам; о прощении же крестьян и мастеровых не упоминалось вообще. Судя по всему, выполняя роль добровольных посланцев короля, достопочтенные церковники вольно или невольно послужили орудием бесчестного обмана.