Английский сад. 2. Тернистая дорога

Савански Анна

– Джулия, где тебя черти носят? – опять опоздала, подумала девушка. Она скинула перчатки и толстый шарф, кидая на маленький диван. Стянув сапоги, Джулия лихорадочно стало искать домашнее туфли. После уроков она целых два часа делала снимки. Осень всегда ее привлекала, ее завораживала это простая умирающая красота. Она искала необычные краски, хотя черно-белые фотографии не передавали всего этого великолепия. Да, природа могла выразить вечность. Джулии не удалось пройти мимо разгневанного отца. Джейсон стоял у колонны, сложа руки на груди, - где ты шатаешься?

– Папа, я…

– Как всегда снимала, - продолжил он, - надо знать меру, Джулия. Время, всегда помнить о времени.

–

Я не такая пунктуальная, как ты! – выпалила она, ставя на пол тяжелую сумку с фотоаппаратом.

– Это плохо, Джули, - Джулия вздрогнула, как давно ее никто так не называл, даже не привычно было слышать, - врачебная карьера требует пунктуальности.

– У-у, - Джулия с упреком посмотрела на Джейсона, - я не стану врачом, я буду фотографом.

– Это тебя будет кормить после войны?! – возмутился он.

– А почему и нет! Я ненавижу биологию, - девчонке всего было шестнадцать она уже твердо знала, что хочет от жизни, это открытие потрясло Джейсона.

– Иди, к себе, помоги Флер с арифметикой, - услышав теплоту в голосе отца Джулия рассмеялась:

– В ней мы профаны… - Джейсон засмеялся вместе с дочерью, - неужели, не понял?

– Да, понял, - буркнул он, - конечно, понял.

Вечером он зашел к дочерям, они сидели на большой кровати Джулии, что-то рассматривая. Он стоял на пороге, боясь войти в комнату, разрушить эту идиллию. Джулия так стала похожа на Каталину, те же смешливые страстные карие глаза, тот же слегка вздернутый маленький носик, мягкие скулы, смуглая кожа, круглое лицо, обрамленное пышной копной каштановых волос. Флер же в свои шесть лет полностью являлась его копией. Безусловно, эта ангельская красота станет причиной многих мужских бед. Ни один мужчина не устоит перед голубоглазой блондинкой, пускай и холодной с виду.

– Смотри, это трупы, - прошептала громко Флер, - а это окопы. А это мама, что это Джулия?

– Какая-то площадь, - небрежно ответила она, - а вот на этой, что ты видишь? – Джулия положила перед Флер какой-то снимок.

– О, это есть в нашем архиве, это же испанские бабушка и дедушка, будто бы мама снимала втихаря, - Флер склонилась над клочком бумаги, - почему ты только сейчас их проявила?

– Потому что, только летом их нашла, - заговорщически произнесла Джулия.

– Как всегда, это секрет? – Флер приложила палец к своим губам.

– Да, - успела только прошептать Джулия, как услышала скрип на пороге, - папа, - Флер быстро натянула покрывало, скрывая следы преступления, хотя уже было поздно.

– Джулия, покажи и мне, - они обе думали, это отец сейчас будет орать на них, но вместо этого, он сел рядом с ними, воскрешая давно забытые дни его мадридской жизни. В памяти всплывали ужасные и милые образы, и в каждом присутствовала Каталина. В сердце не возникала та щемящая боль, с которой он приехал в Лондон, время постепенно залатало его больную израненную душу. Джейсон ушел, поцеловал их в щеки, как это делала Кат когда-то, зная, что его сердце начинало жить.

Как-то быстро прошла ночь, а за ней и суббота. После воскресной мессы Джулия снова побрела в сторону ржавых полей. Она села на старое дерево, следя за косяками птиц, слушая песни ветра. Машинально достала из сумки аппарат, начиная снимать поле, по которому пробежался заяц, колыхание мертвых трав и кружащие листья. Она отняла от лица фотоаппарат, замирая на несколько мгновений. Чьи-то теплые руки просунулись под ее потрепанное пальто, девушка ощущала согревающие тепло и нежность. Она знала, что он здесь, чувствовала кожей, чувствовала разумом. Джулия так и не смогла вытравить Эверта из сердца, так и не смогла забыть его, она просто стала избегать его, но сердцу-то вед не прикажешь. Она выдохнула, его теплые ладони оказались на ее груди. Нужно остановить Эверта, пока не поздно, подумала она, но целомудренные мысли улетучивались в миг. Ее руки начали ослабевать, и тут она вспомнила о своей

драгоценности, другой Джейсон просто не даст. Она оттолкнула настойчивую руку, резко вставая с дерева.

– Что с тобой? – вдруг спросил он.

– Ты чуть не сломал мне фотоаппарат, - Джулия поправила берет, - идиот.

– Джулия, остынь. Мне хватает и Морион, - Эверт помог ей сложит технику, - я люблю тебя, - она открыла рот от удивления.

– Нет! так не бывает! – отрезала она, - Тебя двадцать девять, ты женат! Так нельзя!

– Признайся, что любишь меня, - он с силой притянул к себе, касаясь губами ее сомкнутого рта.

– Нет! – ее глаза страстно сияли, жаль что она не знает, как это возбуждающе на него действует.

– О, да милая, это значит да, - от его поцелуев у нее кружилась голова, она вдыхала его одеколон, ощущая, как напряжение в ее теле растет. Эверт отпустил ее, и побрел домой. Джулия ошарашенная пошла тоже в замок.

Две недели она избегала его, даже не зная, что ему сказать. Он раскусил ее, он понял все ее тайные помыслы, и теперь она обнажена для него, но главное, что он любит ее. Как же она была молода и совсем не понимала, что ее настоящая любовь не рядом с ней, что для нее не пришло еще время, что еще нужно долго ждать. Но это будет потом, а сейчас, сейчас она жила только сегодня. Джулия боялась саму себя, но она не познала себя до конца, кто знает может это свойственно ее натуре?

Он снова нашел ее у того же дерева, ровно через две недели. Она сидела на стволе, читая книгу. И почему, Джулия, ты так любишь одиночество? Неужели мир людей так плох? Или ты ждешь чего-то лучшего? Не может быть, чтобы ты принадлежала ветру? Или все же мне? Эверт сел сзади нее, отодвигая носом воротник пальто, приникая губами к мягкой шеи. Она обернулась к нему, испытывая страх и удивление, гадая то ли бежать, то ли остаться.

Он скинул с себя пальто, бросая на землю, потом ее пальто, устраивая ложе для них. На улице стояла поздняя осень, и делать это здесь просто безумие, но в замке их найдут, а это место станет свидетелем их любви. Эверт опустил ее на ложе, его ладонь скользнула под ее тяжелую шерстяную юбку, лаская ее бедро. Джулия задрожала, вцепившись ему в плечо. Он целовал ее, отвлекая от того, что творили его руки под ее юбкой. Она была такой невинной, такой упоительной, что сдерживать он себя долго не мог. Он расстегнул свои брюки, Джулия напряглась. Что-то твердое и горячие прикасалось там, после чего ей стало так хорошо и сладко. Она стала женщиной, он все сделал, так чтобы она не ощутила боли, подумала она, вот это да, она совсем выросла. Эверт поцеловал ее в ухо, тяжело дыша ей в него. Он вытирал платком следы их любви, по всей видимости и следы ее невинности. После чего они рассмеялись и ушли по одиночке.

Так они стали встречаться на этом месте, став любовниками. А где-то на другом конце света ее ждала ее любовь, так вроде бы предсказывала старая цыганка?

Там за горизонтом, омываемая морями и теплым течением, простиралась мятежная Европа. Вдыхая запах степей, зеленых трав, вспоминалась промозглая английская осень. Порой ему казалось, что теплые ветра навсегда сотрут из его памяти образы любимого города. Аргентина не могла не влюбить себя, но разве сердце может любить так неистово сразу же двоих? Юность протекала вдали от всего родного. Будущей осенью отец обещал его отправить в Штаты, в Стэндфордский Университет. Но от этого в душе не становилось спокойней, сердце отчаянно его куда-то звало. Все его взгляды неожиданно для него устремлялись в даль, туда где жило сердце. Два года, эти два года сейчас казались ему целой вечностью, такой непостижимой и прекрасной. Он многому научился, но самое главное не хотел терять прежнего – его любви к Англии. Странно, его ирландского лорда по происхождению даже не тянуло на землю «изгоев», наверное, в нем проявилась другая половина – его матери-англичанки.