Английский сад. Книга 1. Виктор.

Савански Анна

– Поедем, - протянул Сайман, - Мэнди со всем справиться.

– Уговорил, - она снова засмеялась, склоняя его к поцелую.

Они приехали в их дом поздно вечером, когда ночной покров опустился на город, и осенний туман бережно окутал их лес и сад. Иногда ветер раздувал эти сгустки темноты, и звезды проглядывали, словно подмигивали земле. Холод пробирал до костей, Аманда плотнее запахнуло свое твидовое пальто, натягивая меховой воротник на лицо. Ночь всегда манила ее, закат, как вестник темноты, приглашал в мир полный радости и чувственности. Она любила день, любила встречать рассветы, наблюдая, как солнце медленно начинает свой путь,

и обижалась, когда тучи скрывали его. Но в сияние серебристой полной, как живот у женщины на сносях, луны высматривалось нечто особенное, то что звало на интимные открытие, то что дарило сказку на минуту. Ночь дышала своим холодным дыханием осени, чем-то напоминающим смерть. Оставшиеся листья тихо зашелестели, опадая на землю. Сайман остановил машину, погашая фары. Его взгляд пронзил ее, и ей захотелось впервые узнать, а можно ли любить друга в этой тесном автомобиле. Ее пальцы крепко стиснули его запястье, положив к себе на нечаянно обнаженное колено. Аманда ласково, как кошка, потянулась к нему. И его губы нашли ее уста. Он неловко перетянул ее на себя, женщина обо что-то ударилась, но не показала и вида, что ей не нравиться, ведь ей самой хотелось все испробовать. Его руки проникли под ее тяжелое пальто, приподнимая узкую юбку. Жар его ладоней согрел ее. Аманда дерзко расстегнула его брюки, мечтая поскорее слиться с ним. Тело ужасно горело, внутри все сжималось и разжималось от приходящих волн.

– Не думал, что моя женушка, так изобретательна, - проговорил он ей в ухо, до сих пор продолжая тяжело дышать.

– Сама не ожидала, - не веря самой себе ответила Аманда.

– Пошли в дом, я хочу попробовать эту искусительницу целиком, - муж помог ей выбраться из машину, обнимая за талию, завел в их спальню.

Утром встречая солнце, ее сердце пело от радости, нет, до этого в ее душе не жила горечь. Сайман всегда умел ее радовать, но этой ночью, словно они родились заново. В отличии от Марии Трейндж, их отношения за столько лет не износились, они стали еще лучше. Все меняется, меняется время, меняемся мы, но все же любовь может быть вечна и неизменна. Она снова легла в постель, Сайман поежился от прикосновенья прохладного тела.

– Ты холодная, - сонно пробурчал он.

– Согрей меня, - ее изумрудные глаза странно вспыхнули, - знаешь, сегодня я снова влюбилась в тебя, как девчонка.

– А до этого? – заинтригованным тоном поинтересовался он.

– Я любила тебя так, когда с годами уходит былая страсть, - Аманда поцеловала его в грудь.

– А я всегда любил тебя, как юнец, - она уже не слушала его, лишь ощущала, как желание захватывает его с новой силой.

– Тогда пусть это длиться вечность…

Весна 1928.

Одиночество давно поселилось, как темный гость, в ее душе. Каждую ночь с ней была лишь тишина. После той измены Мария ощутила себя вымаранной в грязи, упавшей в пропасть, откуда ей никогда уже не подняться. Чтобы воскреснуть из пепла ей нужна любовь, любовь человека, которого она так легко предала. Как говорят, око за око. Но разве современная женщина может так мыслить? Разве она не свободна, разве она не освободилась от глупых предупреждений, что изменять мужчине можно, а женщине нет? Но все не измениться в один миг, и такие образованные леди, которых воспитали в духе целомудренности, не приминают многие нравы нового века.

О, времена, о, нравы! Неужели, она так сильно любит его, что решила отомстить ему? Или

женщина тает в объятье другого мужчины, мечтая причинить ему, совсем не понимая, что так она губит себя. Кто поймет этих странных существ, женщин? Мужчинам кажется, что они-то давно раскусили женскую сущность, но это глубокое заблуждение. Может быть они знают, как воспламенить ее, или, как утешить, но понять… Нет, это им не дано. Любая нежная особа непреступная крепость, только сроки осады у каждой разные. Да, мужчины не понимают женщин, но и женщины не знают сами себя.

Господи, что же ей делать? Мария устало закрыла глаза. Может ей поехать в Париж и все рассказать ему? Или ждать? Только чего ждать? Прошло два года, а он присылал скупые письма, адресуя матери и сыновьям. Разве, он ее считал виноватой? Словно, это она первая изменила ему, а не он, у которого было два романа. Не его ли она застала в своей постели с другой? Мария не знала, что делать. Спустя семь месяцев все поняли, что произошло между ними, никто и виду не показал, что все знают. Никто не пытался ее жалеть, ибо она ее презирала. Жестокая жизнь, она смеялась над своим отцом и матерью, и сама почти не стала такой. Она не заслужила всего этого.

Мария сняла тяжелые бусы, положив их на туалетный столик. Она была не так уж и стара, всего лишь тридцать один, женщина в рассвете, примерная жена, а ее не путевый муж нашел себе другую. Как же ужасны мужчины. Она легла в постель, дрожа от холода. Завтра будет новый день одиночества…

Утром она проснулась совершенно разбитая, жизнь волка-одиночки совсем ее не красила. Эти месяцы убивали ее. День она провела в литературном салоне, выслушав все рекомендации по поводу новых книг, и порцию свежих сплетен. Домой Мария пришла, как ни чем не бывало. Ее встретила встревоженная Кэтлин:

– Что случилось, Кэтлин? – совсем не понимая, спросила Мария.

– Вильям приехал, - дрожащими губами произнесла свекровь.

– Что ему нужно? – ехидно и громко сказала Мария, так чтобы ее слушал Вильям.

– Сказал, что правительство вернуло, - Кэтлин пожала плечами.

– Что ж, мне надо поговорить с ним, - Мария легкой поступью прошла в холл, где Вильям обнимался с сыновьями.

– А вот и мама, - он широко ей улыбнулся. Нахал! И он рассчитывает на какое-то примирение, после того, как он растоптал все ее чувства!

– Мне нужно с тобой поговорить, - в ее глазах кроме холодной сдержанности больше ничего нельзя было увидеть. Он прекрасно знал, что его жена в гневе. Эта хладнокровие хуже, чем ее гнев, - пойдем в кабинет.

Он покорно прошел за ней, Мария заперла дверь, чтобы никто не мог им помешать. Внутри нее все кипело, и волна возмущения была готова вырваться наружу, она была, как вулкан долго спавший и неожиданно проснувшийся. Вильям же наоборот был спокоен, будто бы ничего не было совсем.

– Мария, я хочу попросить у тебя прощение, - он откашлялся.

– С чего бы это? Или тебе уже надоела та французская подстилка? – как же она была зла, готовая расцарапать лицо Вильяму.

– Я был не прав, - проронил он.

– Ах, вот оно как! – крикнула она, - только ты опоздал!

– О чем ты? – с трудом выдавил из себя Вильям, мрачнея от дурных предположений.

– Я изменила тебе! – выпалила Мария, с триумфом ловя выражения лица мужа, мужчины, которого она когда-то сильно любила.

– Ты просто хочешь сделать мне больно, - беспомощно ответил лорд Трейндж, - ты же шутишь?