Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
Шрифт:
В эту минуту вошел камердинер и почтительно остановился у дверей.
Мария Медичи вопросительно взглянула на него.
— Господа де Сен-Марс и де Ту! — доложил он.
— Просить! — величественно приказала королева-мать. Сен-Марс и де Ту вошли и поклонились сначала королеве-матери, потом Гастону Орлеанскому.
Герцог, очень любезно улыбаясь, подошел к ним.
— Здравствуйте, господа! — сказала Мария Медичи. — Я слышала, вы неразлучные друзья. Разумеется, вас связывает общность цели.
— Мы не имеем тайн друг от друга, ваше величество, — ответил Сен-Марс,
— Можно узнать, какой? — спросила королева-мать с ласковой улыбкой.
— Я, кажется, угадываю его, — ответил за них герцог. — Вы здесь встретите полную поддержку, господа.
— В таком случае, — сказал Сен-Марс, — наше желание исполнено. Господин маршал Марильяк уверил нас, что мы можем свободно говорить здесь все, что думаем и что заметили.
— Мы даже просим вас об этом! — вскричал Гастон. Королева-мать поддержала его и прибавила, облегчая переход к главной цели разговора.
— Как здоровье нашего августейшего сына?
— Его величество обычно пребывает в дурном расположении духа, как только у него побывает господин кардинал Ришелье, — ответил Сен-Марс. — Это еще больше убеждает меня в том, что близость кардинала неприятно действует на его величество и тяготит его.
— Позвольте и мне, — прибавил де Ту, — передать слова, сказанные вчера его величеством. Его эминенция явился с докладом. — Ничего не может быть неприятнее, как видеть постоянного обвинителя, — сказал его величество.
Мария Медичи и герцог переглянулись.
— Значит, и наш августейший сын столь же тяготится кардиналом, как и все в государстве? — сказала королева-мать.
— Как же может быть иначе, если этот кардинал злоупотребляет своей властью! — вскричал Гастон, опускаясь в кресло.
— Я только что удостоился интимного разговора с его величеством, — сказал Сен-Марс, — и слышал очень значительные слова. Они заставили меня решиться внимательнее отнестись к общему желанию всех во Франции.
— Как!.. Вы высказали моему августейшему сыну желание устранить кардинала? — с удивлением спросила Мария Медичи.
— Его величество спокойно изволил выслушать и дал понять, что, устранив его эминенцию законным путем, можно всех удовлетворить, но что это едва ли осуществимая вещь.
— Мой августейший брат сказал это? — спросил изумленный герцог. — Клянусь, в таком случае победа будет за нами!
— Не надо преждевременно радоваться, — сказала Мария Медичи. — Расскажите нам, маркиз, что еще говорил король?
— Я, воспользовавшись случаем, сказал, что кардинал нажил себе множество врагов и на него очень многие ропщут. Его величество отвечал, что понимает это, но такого талантливого человека, как кардинал, трудно заменить.
— Нет ни одного человека, которого нельзя было бы заменить! — вскричал герцог Орлеанский, воображая, что сказал этой фразой неопровержимую истину.
— И я приблизительно то же самое выразил его величеству, — продолжал Сен-Марс, — но его величество нашел, что это не всегда применимо, — кардинал часто и ему бывает в тягость, но иногда тяжело расставаться
— Я думаю, об этом не стоит больше и говорить, — сказал герцог. — По вашим словам я сужу о том, что победа все же будет за нами. По-моему, если только мой августейший брат убедился в невыносимости надменного кардинала, мы сейчас же можем приступить к делу, тем более что и королева, а с ней вместе и испанский двор, стали непримиримыми врагами Ришелье.
— Мы считаем своей обязанностью, — сказал де Ту, — доложить обо всем этом.
— Я сейчас доведу это важное известие до сведения герцога Бульонского, нашего союзника на севере, затем мы соберемся на совет, который поведет нас прямо к цели. Все недовольные на севере и на юге поднимутся разом. Вы, господа, отправитесь для этого в Лион. Кардинал не успеет опомниться, как его постигнет заслуженная кара, и он так быстро и так низко упадет, что должен будет считать за счастье, если голова у него останется на плечах. Моего имени пока не надо упоминать в этом деле, — прибавил герцог, — а равно и имени ее величества, вы понимаете, господа? Лучше, если недовольство проявит сначала знать и высшие сановники, а затем и мы их поддержим.
— Мы ждем только знака, чтобы взяться на оружие, — ответил Сен-Марс. — Скоро все будет готово к восстанию против ненавистного узурпатора!
— И не говорите об этом с теми, в ком вы не уверены, — предостерег их герцог.
Сен-Марс и де Ту, раскланявшись с уверениями в преданности, вышли из приемной.
VIII. ТАЙНА ОДНОЙ СЕНТЯБРЬСКОЙ НОЧИ
Был вечер 5 сентября 1638 года.
Маршал Марильяк получил аудиенцию у короля и вошел к нему в кабинет, ярко освещенный несколькими канделябрами и свечами.
Людовик был в самом веселом расположении духа. Его радовало событие, готовившееся в самом скором времени. Роды королевы, которых ждали каждую минуту, и мысль о том, наследника или принцессу она подарит Франции, занимали короля гораздо больше, чем можно было от него ожидать.
Кроме того, нетерпение короля увеличивалось еще больше благодаря одному необыкновенному случаю.
Когда еще и сама королева не была уверена в своей беременности и никому об этом не говорила, одна гадальщица, очень известная в то время в Париже, сумела добиться позволения явиться к королю и предсказала ему, что его супруга, после нескольких лет бездетной брачной жизни, сделает его, наконец, отцом.
Людовика это тем более поразило, что в то время никто еще не считал это возможным.
Но гадалка прибавила, что рождение младенца принесет большое несчастье Франции, если король лично не будет следить за родами.
Людовик стал настойчиво просить гадальщицу говорить яснее.
— Не расспрашивайте меня больше, ваше величество! — вскричала она. — Я знаю только одно, что вы в ту ночь получите больше, чем надо, и даже больше, чем вы желаете сами!
Людовик ничего не говорил об этом ни жене, ни кому-либо другому и радостно ждал рокового часа.