Анна Фаер
Шрифт:
Потом мы с Алексом сидели на кухне. Половина продуктов в его холодильнике была испорчена, поэтому он ел бутерброды, которые я ему сделал, и пил тёплый чай. Он, конечно, хотел молока, но оно уже давно прокисло. Алекс всё это время не выходил из дома.
– Может, всё-таки чего-нибудь покрепче выпьем? – не выдержав, спросил он.
– Нет, с тебя хватит. Завтра в универ пойдёшь. Не хватало ещё, чтобы тебя выперли.
В меня вонзились тёмные злые глаза, а потом они вдруг стали мягче. Алекс отодвинул тарелку.
– Ладно, я пойду в универ.
– Вот и хорошо.
– Ни черта не хорошо! –
– Тебе только кажется, что я спокоен.
– Нет.
– Да. Тебе плохо и тебе нужен кто-то, кто бы казался спокойным и уверенным. Тебе нужна поддержка.
Он закрыл лицо руками.
– Нужна,- раздалось глухо. – Нужна потому, что я не знаю, как мне жить дальше.
Он замолчал. Я тоже ничего не говорил. Я знал, что если я ничего не отвечу, он снова что-нибудь скажет. А ему нужно выговориться. Это я могу держать всё в себе, а Алексу нужно кричать о том, как ему больно.
– Я не знаю, что со мной,- выдавил он из себя, не убирая от лица рук. – Я в таком состоянии, словно нахожусь посреди океана на необитаемом острове. И мне нужен мост к большой земле. Но даже если этот мост и появится, я им не воспользуюсь. Я устал. Я буду просто сидеть на этом острове и умирать, хотя мост и есть. Ты не поймёшь.
Но я понимал. Я прекрасно понимал его. Я чувствую тоже самое. У меня тоже нет сил, тянутся к свету. Я тоже просто готов лечь на пол и ждать своей смерти.
– Понимаю,- сказал я тихо.
– Когда Фаер не стало, я тоже умер.
Мы сегодня ещё не говорили о ней. Наверное, поэтому он сейчас так испугано вздрогнул.
– Фаер,- его голос дрожал. – Она была моим солнцем. И теперь, когда она исчезла, дни превратились в ночи. Настала полная тьма. Солнца нет. Это затмение.
– Солнечные затмения проходят.
– Нет, Макс, нет. Ничего не проходит. Ничего! Это навсегда. Мне уже никогда не станет легче. Моё счастье зависело от неё. Даже когда все мои дела шли плохо, я не был расстроен. Фаер обладала способностью делать меня счастливым. И не важно, что происходило. Если мой дом разрушил бы ураган, но рядом была она, я бы совсем не расстроился.
Он убрал от лица руки, и я увидел его глаза. Его грустные-грустные глаза. Я сразу отвернулся к окну. Меня пугают глаза несчастных и разбитых людей. Я не могу в них смотреть: мне кажется, я смотрю на себя самого.
Алекс снова заговорил:
– Ещё никогда я не чувствовал себя настолько несчастным. Она была моим спасательным кругом, а теперь я тону и захлёбываюсь реальностью. Я стал жить воспоминаниями. Самое лучшее время – это то, которое уже прошло. Даже заглянуть в будущее хочется не так сильно, как вернуться в прошлое. Но это невозможно. И поэтому я несчастлив. Думаю, ответ в том, что человек не способен быть счастливым,- его голос снова задрожал.
– Нет, счастье существует. Ты был счастлив, когда она была рядом.
Алекс растерялся. Он посмотрел на меня большими тёмными глазами.
– Я был счастлив каждый день, проведённый с ней, и не понимал этого. Когда мы счастливы, мы этого не понимаем. Осознание приходит только со временем. Поэтому счастье возможно лишь в прошлом, но никогда не в настоящем. Я никогда не буду снова счастлив.
– Прекрати. Вечно ты придерживаешься крайней позиции.
–
И он сказал это так горько, что я лишь смог ответить язвительным и даже насмешливым голосом.
– Будто в осень вернулись,- говорю я. – Чувствуется сырость.
– Я в этой сырости живу.
– Так сделай же ремонт, чёрт возьми.
– Это так сложно,- он посмотрел мне прямо в глаза. – Я хочу, чтобы она была рядом. И я знаю, что такого никогда не будет. Невыносимо больно желать всем сердцем того, чего ты никогда не сможешь получить. И ещё хуже, когда ты ясно осознаёшь, что твоё желание невозможно. Ты осознаёшь, что хочешь невозможного, но хотеть не престаёшь. Это, правда, ужасно. Я так хочу, чтобы она была со мной.
Его глаза стали влажными. Я сделал вид, что не заметил, как он их быстро вытер. И вдруг я резко так, даже для самого себя неожиданно, спрашиваю:
– Ты любил её?
Он отвечает, не мешкая.
– Я не любил её. Нет. Это было что-то другое. Не знаю подходящего слова, не уверен даже, что может существовать слово, способное выразить мои чувства к ней. Она была кем-то особенным для меня. И хуже всего то, что ей невозможно найти замену. Таких людей больше нет, я в этом уверен. Конечно, можно найти кого-то похожего. Можно даже попытаться создать кого-то по её образу, но это всё равно будет не она. Она была кем-то незаменимым в моей жизни.
Я его понимаю. Я знаю, о чём он. Я тоже никогда не относился к Фаер, как к девушке. Она была не девушкой, она была в первую очередь моим другом. А в дружбе пол отсутствует. И всё-таки, если бы она была рядом, я бы изменил своё поведение. Я должен был учитывать то, что она всё-таки девушка. С ними нужно обращаться бережно, с ними нельзя, как с парнями. Я жалею, что никогда не говорил ей, какая она красивая. Боже, какая она была красивая! У неё были едва заметные, почти невидимые веснушки. Я любил их. Они напоминали мне россыпь звёзд, они напоминали мне космос. И волосы! У неё были чудесные волосы! Это был самый тёмный оттенок светлых волос и при этом это был самый светлый тон тёмного цвета. Эта была золотая середина. И это золотая середина была и у неё внутри. И я ни разу не говорил её об этом. А девушкам нужно говорить, что они красивые. Это парням достаточно увидеть восхищённый и боготворящий взгляд в свою сторону, чтобы всё понять. А девушкам этого мало. Им нужны слова.
– Ложись спать. Тебе завтра в универ, придётся рано вставать,- нарушил я тишину, повисшую над нами.
– Рано ещё.
– Спать иди.
Алекс хотел возразить, а потом просто махнул рукой, встал и побрёл к себе в комнату.
Я следую за ним. У кровати стоит будильник, Алекс его игнорирует, но я завожу его на семь утра.
– Я же не усну,- Алекс сидит в постели. – Я не могу больше нормально спать. Знаешь, когда тебя жрёт тоска, спать как-то больше не хочется.
– Думаешь, тебя жрёт тоска? – в моём голосе снова появляется какая-то насмешка.