Чтение онлайн

на главную

Жанры

Анна Герман. Жизнь, рассказанная ею самой
Шрифт:

Бабушка Анна к тому времени давно умерла от тифа, дед был женат на другой — Фриде. После его ареста и осуждения досталось всей семье. Очень больную Фриду за выкрики против тех, кто пришел арестовывать, тоже забрали, она погибла в лагере, потому что была беспомощной и страдала нервными приступами. Двое старших сыновей, Вилли и Давид, решили бежать на родину предков, им удалось нелегально перейти польскую границу, но Давид сильно простыл, заболел и умер. Дядя Вилли сумел добраться до Германии.

Понимали ли они, что означает для семьи их побег? Вряд ли, но решили спастись хотя

бы сами. Всех остальных ждали лагеря и поселения, даже самых младших, ведь они были детьми врага народа, братьями и сестрами предателей, сбежавших за границу…

Отец в это время уже оказался женат, его жена Альма тоже была дочерью священника, но они пока не пострадали. Ойген уже получил специальность бухгалтера и работал на какой-то фабрике-кухне, так сказал дядя Артур. У них с Альмой родился сынок Рудольф, Рудик. К сожалению, отец начал пить. Нет, он сам не имел пристрастия к выпивке, но его активно втягивали, ведь бухгалтер мог многое прикрыть…

Наверное, будь рядом родственники или жена потверже, такого не случилось бы, но Альма не сумела держать мужа в руках. Однако Ойген не спился, причиной тому стало событие, изменившее его жизнь. Бухгалтер способен многое скрыть, но не все, какая-то проверка выявила крупную недостачу, отца могли посадить, но если учесть, что он был сыном и братом врагов народа, то простым заключением не обошлось бы.

Непонятно, что именно подвигло отца на такой поступок, но он решил бежать, и немедленно. Наивный и плохо знающий реальную жизнь, Ойген решил, как и братья, перейти границу, но только в Средней Азии, чтобы добраться до брата Вилли в Германию и оттуда помогать своей семье. Кажется, наивными были все Германы.

Конечно, граница оказалась на замке, все же это не годы Гражданской войны, перейти ему не удалось, хорошо хоть не попался…

Тогда Ойген устроился на работу, жить-то на что-то нужно.

Обо всем этом дядя Артур уже не знал, они с Ойгеном связь потеряли.

Все, что он мог мне рассказать — о судьбе Альмы и Рудольфа.

Она была прекрасной портнихой и зарабатывала на жизнь тем, что шила на дому у заказчиц. Альма мечтала купить маленький домик и корову и растить сына одной, она уже не мечтала, что Ойген вернется. Но не успела хоть немного выбраться из нужды, как была арестована и осуждена, кажется, на семь лет. Скорее всего, из-за Ойгена, к тому времени уже расстрелянного…

Рудольфа воспитывали бабушка и тетя.

Закончив школу, он попытался поступить в Семипалатинский педагогический институт, но его не приняли по той же причине, по которой не дали и положенную за отличную учебу медаль — спецпереселенец. Немцам в Советском Союзе тех лет ждать хорошего не стоило (прошло меньше десяти лет после окончания войны, не стоило и упоминать, что ты немец или немка). Я этого на себе не ощутила, потому что мы с мамой и бабушкой уже уехали в Польшу, а там можно было говорить, что ты из Советского Союза, это было почетно, но тоже нельзя упоминать о немецких корнях.

Обиженный Рудольф объявил, что станет акушером и будет душить каждого рожденного немецкого ребенка, чтобы тому не приходилось потом терпеть

такое унижение. Только через год после смерти Сталина ему удалось поступить в институт и стать учителем математики, кажется.

Я очень хотела с ним встретиться, но ни мама, ни я для Альмы и Рудольфа не существовали. Старшие сестры отца маму так и не признали, они считали вдовой Ойгена Альму и, наверное, были по-своему правы. Для Альмы мама тоже была незаконной и разлучницей к тому же.

Я не могу осуждать отца за то, что он сделал или не сделал в жизни, не знаю, что подвигло его на побег от семьи, возможно, желание эту семью спасти. Понимаю только, что для Ойгена нужно было совсем иное окружение и совсем иная жизнь, он желал заниматься музыкой, петь, руководить хором, а приходилось отвечать за то, что в паспорте значилось: «немец».

Кто родным тоже досталось. Лишь дяде Вилли удалось выбраться в Германию, хотя и там сладко не было. О нем я Збышеку ничего рассказать не смогу, дядя Вилли оберегает свою личную жизнь не меньше моей мамы. Это их право.

Все остальные прошли лагеря и поражение в правах, всем досталось.

С родственниками мамы проще, они не теряли связи даже в самые трудные годы.

После встреч с родными и с той и с другой стороны я поняла, что мама просто не желала общаться с родней отца, видно, понимая, что нас с ней хорошо не примут. Так и было, старшие брат и сестры отца не считали маму его женой, ведь у Ойгена была Альма и был Рудольф. Меня дочерью, наверное, признавали, все же отцовская кровь. Понимаю, как маме было обидно, потому не осуждаю за нежелание искать родных отца. А еще подозреваю, что мама до конца своих дней будет считать, что отец жив и просто не желает с ней встречаться. Это ее право, я не могу ни осуждать, ни обсуждать ее решение даже наедине с собой.

Сын за отца не в ответе, так почему же мы, родившиеся и выросшие в Советском Союзе, должны отвечать за то, что натворили нацисты в концлагерях Освенцима или Дахау, за миллионы загубленных жизней, за их преступления?

Только потому, что домашним языком моего детства был пляттдойч — южнонемецкий диалект? А если бы мы, немцы, дома говорили по-итальянски, мы бы перестали быть немцами, перестали быть виноватыми в чужих грехах?

«Неправильная» жизнь?

Все так сумбурно, но это больше для себя, для Збышеков, для того, чтобы что-то понять.

Что я должна была вынести из своего происхождения, вот такой истории семьи?

Убежденность, что жизнь несправедлива, что хорошего ждать не стоит? Ненависть к стране, в которой родилась? Ненависть к своей национальности, из-за которой пострадали мои родные?

Мне посчастливилось не увидеть этих самых лагерей, бомбежек, блокадного голода, я была слишком мала, чтобы понимать, насколько все плохо или опасно. Основная тяжесть легла на плечи мамы и бабушки. Да, мы не жили сытно, не знали, что такое достаток, не имели нарядов и даже своего жилья, перебиваясь на крошечных съемных комнатах или квартирках часто без удобств.

Поделиться:
Популярные книги

Душелов. Том 2

Faded Emory
2. Внутренние демоны
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Душелов. Том 2

Фею не драконить!

Завойчинская Милена
2. Феями не рождаются
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Фею не драконить!

Монстр из прошлого тысячелетия

Еслер Андрей
5. Соприкосновение миров
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Монстр из прошлого тысячелетия

Я – Стрела. Трилогия

Суббота Светлана
Я - Стрела
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
6.82
рейтинг книги
Я – Стрела. Трилогия

Мастер 2

Чащин Валерий
2. Мастер
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
попаданцы
технофэнтези
4.50
рейтинг книги
Мастер 2

Матабар III

Клеванский Кирилл Сергеевич
3. Матабар
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Матабар III

Слабость Виктории Бергман (сборник)

Сунд Эрик Аксл
Лучший скандинавский триллер
Детективы:
триллеры
прочие детективы
6.25
рейтинг книги
Слабость Виктории Бергман (сборник)

Прогрессор поневоле

Распопов Дмитрий Викторович
2. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Прогрессор поневоле

Пять попыток вспомнить правду

Муратова Ульяна
2. Проклятые луной
Фантастика:
фэнтези
эпическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Пять попыток вспомнить правду

Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Улофсон Руне Пер
Проза:
историческая проза
5.00
рейтинг книги
Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Холодный ветер перемен

Иванов Дмитрий
7. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.80
рейтинг книги
Холодный ветер перемен

Очешуеть! Я - жена дракона?!

Амеличева Елена
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.43
рейтинг книги
Очешуеть! Я - жена дракона?!

70 Рублей

Кожевников Павел
1. 70 Рублей
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
постапокалипсис
6.00
рейтинг книги
70 Рублей

Неучтенный. Дилогия

Муравьёв Константин Николаевич
Неучтенный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
7.98
рейтинг книги
Неучтенный. Дилогия