Анна Керн: Жизнь во имя любви
Шрифт:
Дети наши в Москве и мы надеемся, что доставят нам радость свидания в скором времени…
Моё здоровье не дурно, но болезненная тоска по временам опять одолевает меня… и память очень плоха… Вследствие этого напомни мне о всех наших родных и утешь подробною грамоткою о себе, старый и неизменный друг и брат.
Будь здоров и люби – хоть немножко – неизменно преданного тебе друга Анну Виноградскую» [88] .
Это письмо Анны Петровны, не предвещавшее трагических событий, оказалось последним…
88
РО
В первый день рождественского праздника Александр Васильевич почувствовал себя очень плохо, «доходил до отчаяния, известили об этом Сашу в Москве».
Дневник Т. А. Бакуниной даёт хронику болезни А. В. Маркова–Виноградского:
«27 декабря – приехал Александр Виноградский.
28 декабря Александру Васильевичу получше.
29 декабря – Александр Александрович Виноградский уехал обратно в Москву».
Но жизнь шла своим чередом, съезжались гости на новогодние праздники:
«31 декабря – во время обеда приехали Мария Карловна, Сашенька, Варя и Александр Вульфы, а вечером – маскированные Опели (Борис Сергеевич и Ольга Ивановна, их имение Ямки–Сидорово находилось недалеко от Прямухина. – В. С.),и разыгрывали сцены из Фауста, танцевали и весело встретили новый год. Разъехались все по домам в 3 часа» [89] .
89
ГАРФ. Ф. 825. Оп. 1. Ед. хр. 355.
2 января Александру Васильевичу снова стало плохо. Вызвали доктора Богоявленского.
5 января в Прямухино пришла весть о кончине 15 декабря Н. Н. Тютчева. Теперь к телесной боли у Маркова–Вино–градского добавилась душевная – умер надёжный опекун семьи, один из самых преданных и верных друзей.
12 января к больному приезжал земский врач Павел Николаевич Алянчиков. «Уехал в сумерках», – записала в дневнике Т. А. Бакунина.
Последняя запись в дневнике А. В. Маркова–Виноград–ского сделана его рукою 23 января: «Раннее утро. Завывает ветер, и печи трещат и пылают по коридору, согревая наше аббатство. Тяжкие недуги мои как будто смягчаются после 40–дневных страданий… »
Через пять дней, «в ночь с 27 на 28 [января 1879 года] в два часа пополуночи» Александр Васильевич скончался. 29 января в Прямухино приехал сын Александр, а 1 февраля Мар–кова–Виноградского похоронили в семейном склепе Бакуниных возле Троицкой церкви.
Надо отдать должное А. В. Маркову–Виноградскому: именно его забота и хлопоты, а самое главное – беззаветная любовь к Анне Петровне значительно продлили ей жизнь. Он взвалил на себя обязанность разбирать её небрежно написанные воспоминания, переписывать их и редактировать. Он сохранил целый ряд разрозненных эпизодов, которые жена или не смогла в своё время опубликовать по цензурным либо этическим соображениям, или вспомнила уже после выхода мемуаров. Наконец, он сам оставил «Записки», содержащие очерки нравов того времени, биографии и характеристики многих известных его современников; ценность этих сведений нам ещё предстоит осознать.
На следующий день после похорон сын увёз Анну Петровну в Торжок, а оттуда поездом – в Москву. 5 февраля он писал А. Н. Вульфу:
«Многоуважаемый Алексей Николаевич!
С грустью спешу уведомить, [что] отец мой 28 генваря умер от рака в желудке при страшных страданиях в доме Бакуниных в селе Премухине. После похорон я перевёз старуху–мать несчастную к себе в Москву, где надеюсь её кое–как устроить у себя и где она будет доживать свой короткий, но тяжёлогрустный век! Всякое участие доставит радость бедной сироте–матери, для которой утрата отца незаменима.
Пожелав
А. Виноградский».
В Москве, в скромных меблированных комнатах на углу улиц Тверской и Грузинской, пережив мужа ровно на четыре месяца, 27 мая 1879 года Анна Петровна умерла от паралича.
Согласно пожеланию Анны Петровны, похоронить её должны были в Прямухине, рядом с мужем. Однако раскисшие от дождей дороги не позволили этого сделать, и она обрела вечный покой на семейном кладбище Львовых на погосте Прутня Новоторжского уезда Тверской губернии.
Актовая запись о её смерти гласит:
«Скончалась 27 мая, погребена 1 июня 1879 года, умершего коллежского асессора Александра Васильевича Маркова–Виноградского вдова Анна Петровна.
Умерла от паралича 79 лет от роду.
Совершали погребение: священник Дмитрий Ильинский с диаконом Сергеем Ветринским, дьячком Андреем Повед–ским и пономарём Иваном Масловым.
Тело умершей вдовы Анны Петровны привезено из Москвы по открытому листу, данному на село Прямухино, Московским генерал–губернатором от 30 мая 1879 года за № 2618, а по желанию её родного сына, губернского секретаря Александра Александровича Маркова–Виноградского, погребена на церковно–приходском погосте села Прутня» [90] .
90
РО ПД. Шифр 27251.
С подачи редактора журнала «Русский архив» П. И. Бартенева по страницам многих изданий долго кочевала легенда о якобы произошедшей встрече гроба с прахом А. П. Керн и памятника Пушкину, ввозимого в Москву. Эту красивую легенду развеял уже упоминавшийся актёр московского Малого театра О. А. Правдин, поведав о действительном случае, послужившем поводом к её возникновению: «Года за два до смерти Анна Петровна сильно захворала, так что за ней усилили уход и оберегали от всего, что могло бы её встревожить. Это было, кажется, в мае. Был очень жаркий день, все окна были настежь. Я шёл к Виноградским. Дойдя до их дома, я был поражён необычайно шумливой толпой. Шестнадцать крепких битюгов, запряжённых по четыре в ряд, цугом везли какую–то колёсную платформу, на которой была помещена громадная, необычайной величины гранитная глыба, которая застряла и не двигалась. Эта глыба была пьедесталом памятника Пушкину. Наконец среди шума и гама удалось–таки сдвинуть колесницу, и она направилась к Страстному.
Больная так встревожилась, – рассказывал дальше Осип Андреевич, – стала расспрашивать, и когда после настойчивых её требований (её боялись волновать) ей сказали, в чём дело, она успокоилась, облегчённо вздохнула и сказала с блаженной улыбкой: «А, наконец–то! Ну, слава богу, давно пора!»»
Почти все исследователи утверждают, что вскоре после похорон матери Александр Александрович Марков–Вино–градский застрелился.
Однако О. А. Правдин написал Б. Л. Модзалевскому 19 февраля 1908 года:
«Александр Александрович был очень милый, добродушный и жизнерадостный человек, но непонятно в силу каких обстоятельств не сумел примениться к какому–нибудь делу и часто материально бывал в тисках. Чего–чего он только не предпринимал, не попробовал; в юности он попал даже в казённую школу при Императорских Петербургских театрах; учился на драматическом отделении, но, сыграв неудачно несколько ролей, покинул её и бросил мысль о сцене. В школе, однако, долго держалась память о нём, ибо мальчишки–школьники сочинили о нём какую–то нелепую песенку, которая передавалась из поколения в поколение. Если мне память не изменила, то эта белиберда распевалась так: