Анна Леопольдовна
Шрифт:
– А что же сталось с принцессой? – любопытствовала Соня.
– Она уехала в другую страну, где правила ее тетушка, сестра ее отца.
– И была там счастлива?
– Надо думать…
Я уже успокоилась и сама чувствовала легкую иронию в своем голосе.
– Но ведь это не может завершиться так! – заговорила молчавшая до сих пор Ирина, двенадцатилетняя девочка, неприметная в отличие от своей старшей сестры. У нее были чуть округлые кроткие карие глаза, а русая коса прибрана скромно на затылке. – Что-то должно было произойти, должно… – повторила она дважды.
– Что же могло произойти? – Я задумалась. – Но вот, извольте. Некая дама описала жизнь прекрасной и несчастной принцессы, выразив эту горестную жизнь в словах.
Ирина посмотрела на меня со всей серьезностью скромной двенадцатилетней девочки и кивнула, соглашаясь.
Я спросила Филиппа Андреевича, кто такая Ксения, роль которой только что исполнила Соня. Он отвечал мне любезно, что Ксения, по-видимому, лицо вымышленное [130] , а сама трагедия, сцену коей представили дети, написана директором театра, называемого «Российским», Александром Петровичем Сумароковым, и называется в свою очередь: «Дмитрий Самозванец».
130
…Ксения, по-видимому, лицо вымышленное… – «Ксения, дочь Шуйского» – этот персонаж трагедии А.П. Сумарокова (1717–1777) «Дмитрий Самозванец» (1771) имеет своим прототипом царевну Ксению Борисовну, дочь Бориса Годунова, бывшую, по преданию, возлюбленной Дмитрия I (Лжедмитрия).
– А это историческое лицо? – спросила я.
– О да! Эта история произошла в начале прошлого столетия. (То есть семнадцатого. ( Прим. пер.)) После смерти царя Иоанна Грозного и всех его сыновей престол российский занят был боярином Борисом Годуновым [131] , братом жены меньшого сына грозного царя. Тогда-то и явился самозванец, объявивший себя за самого младшего сына Иоанна Грозного, Дмитрия, умершего в раннем детстве. Молодой человек был порядочно образован и женат на дочери польского магната. Он попытался провести в Московском царстве некоторые реформы и, в частности, желал заставить московитов мыть руки перед едой [132] . Раздраженные подобным покушением на свои права и вольности, московские бояре убили незадачливого реформатора.
131
Борис Федорович Годунов (1552–1605) – с 1584 года московский царь, брат Ирины Федоровны, жены царя Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного.
132
…мыть руки перед едой. – Требование мыть руки перед едой и подавать пищу, посоленную при варке, действительно вызвало возмущение московитов; они не имели традиции гигиенического мытья рук перед едой, а пищу солили уже сваренную, набирая соль из солонки, поставленной на столе.
Я чуть было не сказала неосмотрительно, что ведь это очень опасно – учить в России мыть руки перед едой или же ноги перед отходом ко сну, однако вовремя удержалась от неосторожных слов, которые могли оскорбить чувство патриотизма, коим милый мой собеседник, несомненно, был наделен…
– …Впрочем, в пьесе Сумарокова горемыка Дмитрий изображается жестоким насильником, наподобие шекспировского Ричарда III, – заметил Филипп Андреевич.
– Автор также хорошо знаком с трагедиями Расина, – дополнил Андрей…
Я провела в гостеприимном доме Филиппа Андреевича и его супруги весь день. Когда после ужина детей отсылали спать, Еленушка потянулась ко мне; я нагнулась к малютке, она охватила ручками мою шею и прошептала мне на ухо громко и душисто:
– Я знаю, это
– Кто? – прошептала я в ответ, улыбаясь.
– Принцесса!..
И до самого моего отъезда она имела вид гордый и веселый, будто бы открыла и сохраняла прекрасную тайну.
Филипп Андреевич и Наталия Федоровна уговорили меня погостить у них до отплытия «Серпентины». Мы оставались втроем в гостиной. Часы пробили одиннадцать. Наталия Федоровна сказала, что существует еще нечто важное, что она и ее супруг должны передать мне. Она ненадолго покинула нас и скоро вернулась с бархатным футляром, который отдала мужу. Филипп Андреевич протянул футляр мне, сказав при этом, что его отец перед смертью своей держал этот футляр в своих руках, перебирал слабеющими пальцами его содержимое, поднося к губам, запекшимся в болезни, каждую вещицу.
Я открыла футляр и увидела браслет-змейку, и кольцо, и маленькие золотые серьги, которые носила давно, давно… Все это было оставлено госпоже Сигезбек для передачи Андрею… О, как давно… Золотые драгоценные безмолвные свидетели моей юности… Я плакала, уронив лицо в ладони, плакала горько… Затем я сказала, что не могу взять эти украшения.
– Я велела отдать их моему возлюбленному, чтобы они напоминали ему обо мне. Теперь я хочу, чтобы эти драгоценные вещицы достались его прекрасным внучкам и оттеняли своим скромным сверканием их живую красоту и прелесть.
Я просила передать браслет Соне, поскольку имя ее означает мудрость, символизируемую обыкновенно изображением змеи. Красивое кольцо я назначила Еленушке, а серьги – Ирине:
– Она, наверное, всегда будет причесываться гладко, и эти сережки очень ей пойдут…
Как обыкновенно и не странно переплетаются в жизни гротеск и возвышенное, трагедия и комедия! Сегодня за обедом восьмилетний Федор спросил, обратившись к отцу:
– Папа, а это правда, будто в России прежде не мыли рук, а какой-то Дмитрий выучил всех мыть руки перед куша ньем и ему за это отрубили голову? Разве такое возможно?
– Разумеется, невозможно, Теодор! Я пошутил, – сказал Филипп Андреевич с улыбкой. – В России всегда мыли руки перед кушаньем, и моют, и будут мыть всегда. Не тревожься об этом. И не надейся, – отец шутливо погрозил мальчику пальцем, – не надейся, что будешь от ежедневного умывания избавлен!
Ребенок засмеялся, а за ним и все мы.
Я попросила у Сони обе замечательные книжицы – «Страдания юного Вертера» и «Бедную Лизу» – и в одну ночь проглотила их, не закрывая глаз ни на мгновение. Время от времени я откладывала тоненькую книжечку и заливалась слезами. Как живые, вставали перед моим внутренним взором обаятельная Лотта, приготовляющая бутерброды для своих младших братьев и сестриц, и прелестная Лиза, как она, сидючи на берегу, вживается в первую свою влюбленность.
На другой день я сказала Филиппу Андреевичу, что мир много изменился за время моего заточения, в особенности же изменилась русская манера изложения мыслей и чувств:
– …очень, очень изменилась, и, на мой взгляд, к лучшему. Русский язык успел развиться прекрасно… – И я указала ему на отдельные фразы, каковые почти наугад выделяла, тыча пальцем и прочитывая вслух:
«У меня всегда сердце бывает не на своем месте, когда ты ходишь в город; я всегда ставлю свечу перед образом и молю Господа Бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти».
– Что за прелесть! – восклицала я. – А вот здесь… – и указывала иной фрагмент:
«На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни…»
Филипп Андреевич слушал мое восхищение с явным удовольствием. Мы беседовали в его кабинете. Он поднялся из-за стола, проверил, заперта ли дверь на ключ, затем открыл ключом небольшой ящичек, помещенный в комоде, и вынул также небольшую книжку.