Анна Нимф
Шрифт:
– Анна, Анна…
Кажется, он и сейчас был не прочь проверить руками, на месте ли не откушенный мной причиндал, но лишь нервно провел пятерней по шортам. Опять бежевым, как и рубашка, спасибо хоть не в клеточку сегодня. Зато вид выспавшийся, прилизанный, усы под гелем загнуты на кончиках вверх – красавчик, а не напарник.
– Правда думал, что я не вычислю? Вкусно очень, кстати… Спасибо!
– Вкусно ей!
Я знала, что его оскорбленное выражение лица – притворство, и что внутри Алан точно так же наслаждается сценой, как и я. Конечно, он желал
– Ну, кто так делает! – ему пришлось тоже возиться руками в кусках, собирая их в порции побольше, что совершенно не мешало Алу наслаждаться. – Никакой аккуратности, никакой ответственности… А вдруг бы съела меня?
Он знал, что не съела бы, и при других он никогда не обращался едой. От греха подальше. Вернуть себя можно и из чужого желудка, но ощущение «быть пережеванным» – отнюдь не то, что хочется испытывать с утра.
– Это все твои шутки, не мои.
Крошево из коробки, которое мы теперь вместе доедали, имело восхитительный микс вкусов. Никогда раньше не знала, что фисташка, абрикос и шоколад вместе – это так чудесно. У-у-у, даже кончики пальцев облизала, за что получила от Алана укоризненный и веселый взгляд. Мол, когда ты уже станешь светской леди? Когда-нибудь. Но для чего ей становиться в конторе?
Когда с утренними десертами было покончено, я откинулась на спинку кресла и спросила:
– Как там твой вчерашний подопечный?
Ал ведь накануне взялся проводить неряшливого дядьку до дома. Или до ближайшей подворотни.
– Нормально. Оказался курьером. Сидит сейчас у нас в подвале, навязал ему светящуюся цепь на руки.
– Значит, не продавец?
– Нет. Ему просто заплатили, чтобы доставил вещь до антикварного рынка.
– А заказчик?
– Описание взял. Найду его сегодня.
– А жгут?
Тот самый черный, под кожей, который уже начал питаться из вен.
– Уничтожил.
Укоризненный и довольный смешок – мол, ты за кого меня принимаешь?
Молодец. Снаружи начал накрапывать дождь; Дора еще не пришла. Ощущался крайне довольным сытый желудок, на языке до сих пор чувствовался фисташковый вкус.
Какое-то время я слушала стук капели по подоконнику; наблюдала за качающимися снаружи деревьями, не сразу заметила, как пристально и уже серьезно смотрит Алан.
– Анна… Твоя рана… Она стала больше?
Я поморщилась, поджала губы. Не хотелось об этом.
– Может быть. Чуть-чуть.
«Незначительно».
Но Ал не отлипал. Будучи весельчаком, он так же стремительно умел превращаться в человека цепкого, очень наблюдательного. И выводы делал быстро.
– Что случилось вечером?
«После ресторана».
Менее всего мне хотелось об этом рассказывать.
– Не хочу. Но ты же не отстанешь?
– Нет. – Ему было важно мое душевное и физическое состояние, не потому что мы напарники, но потому что друзья, близкие друг другу люди.
– Даже не думай… – пресек он мои попытки выкрутиться,
– Я скучала по нему вечером. По деймону.
Это было ожидаемо, Алан знал об этом тоже. Истинная связь всегда тянет людей друг к другу.
– И?
– Помнишь маску «мечтаний» из набора конфискованных артефактов?
– Помню. Как знал, что не надо эти вещи у тебя оставлять. Ты ее надела?
– Да.
– Для чего? Что хотела увидеть?
– Каким мог бы быть… наш поцелуй.
Ал молчал. И пусть в молчании его была тяжесть, в нем не было осуждения. Если бы он любил, то, возможно, поступил бы так же.
– Увидела?
– Не успела. – Я нервно сцепила пальцы. – Потому что Вэйгард… возник у меня в комнате. Я потревожила его пространство, когда принялась мечтать о контакте. И он пришел.
Вот теперь взгляд напарника потемнел. Он редко делался острым, колючим, недобрым даже.
– Что было дальше?
– Дальше? – я усмехнулась. – Мне предложили попробовать то же самое с оригиналом. Я отказалась. Конечно, Вэйгард знал мои мысли. Спросил, чего я хочу? Я ответила, что хочу отблагодарить его за помощь, но не личным контактом, чем-то другим. Мне заявили, что ничего ценного во мне нет, и что я… трус.
Вот теперь молчал Алан долго. Опять заныли потревоженные в груди края разрыва.
– Трус, значит? А сам бы он им не был, если бы в жены ему напророчили темную ведьму? А он весь такой… белый и пушистый.
– Я пушистая?
– Ты знаешь, о чем я.
Да есть ли разница. Все вышло, как вышло. Больше я эту маску не надену, Алан знал об этом сам. Выдохнул почти обреченно, но быстро принял привычный ему оптимистичный вид.
– Затянем твою рану.
«Радостью. Как обычно».
– Повреждения от деймонов не затягиваются.
– Мы пробовали не все методы.
Не все. Но в этом случае – не поможет. Спорить, однако, не имело смысла.
– Хочу поднять старую литературу, почитать о союзах с деймонами в древности. Посижу как-нибудь в библиотеке.
Я думала о том же самом утром. Нужно найти время, порыться в пыльных фолиантах, раз уж наши встречи с Вэйгардом становятся все чаще.
Тема автоматически закрылась, когда тренькнул над дверью звонок – вошла Дора.
(DOM.J- Whisper)
Она говорила о рутине. О том, что каждый день одно и то же: овсянка на завтрак, пятнадцатиминутка физической культуры – не из любви к процессу, но из уважения к возрасту. Что неделя за неделей одно и то же. Поход на рынок, покупка свежего мяса, варка супа, который некому есть. Поделилась бы хоть с собакой, но собаку не завести, всему виной аллергия, и потому всегда одна, давно одна. Разве радуют прогулки по парку, когда не с кем обменяться мыслями? Сколько можно мыть окна? Они, наверное, истончились от трения и тряпки. Соседи говорят – накопи на путешествие, посмотри мир, но далеко ли его посмотришь с хромой ногой? И потому всегда дома, всегда одна.