Анналы Хичи
Шрифт:
В грязном месиве внутри своего космического корабля плавало несколько десятков лежебок, самцов и самок. Один самец находился в небольшом изолированном помещении. Остальные — в общей цистерне, окруженные разнообразными плавающими приспособлениями: мебелью и различными устройствами. Вероятно, по стандартам лежебок это уютное помещение, но я мог отличить лежебок от мебели только потому, что видел раньше их фотографии. Я не видел никаких движений. И в другом отношении они выглядели странно. Я точно не помнил, какова естественная окраска лежебок, но, похоже, их раскрасил кто-то, тоже
— Один движется! — воскликнула Эсси.
Как ей удалось это заметить? Тот, что в отдельном помещении, медленно вытягивал щупальце. Ужасно медленно даже по меркам плотских людей (не говоря о моих!). Но по мнению лежебок, он был очень возбужден и двигался стремительно; видна была легкая рябь вокруг него, он создавал волны давления.
— Это один из новых, — сказал Кассата. — Первоначальный экипаж кончили опрашивать, и с планеты слизняков несколько недель назад прилетели новые.
— А почему он один? — спросила Алисия Ло.
— Он в энергетически подвижном состоянии, чтобы его можно было опрашивать. Они при этом сильно бьются. И он мог бы все разрушить в их помещении.
Альберт профессорским тоном заметил:
— Я отмечаю, что мы наблюдаем за ними не в видимом свете.
— Конечно, нет. Это томография, потому что видимый свет не проходит через слизь, в которой они живут. Хотите услышать, о чем он поет?
Он не стал дожидаться ответа, но включил радио. Конечно, слышали мы не самого лежебоку, а машинный перевод. Радио провозгласило:
Огромные сверкающие обжигающие чудища
Бились и причиняли вред сильной кавитацией
И много вызвали смертей и болезненных ран…
— Это его последняя строфа, — объяснил Кассата. — Он начал только час назад. Нам приходится предоставлять им отдых между сессиями. Они не выдерживают подвижное состояние очень долго, а в нормальном состоянии мы не можем с ними общаться. Хотите посмотреть на них немного?
Я сказал:
— Я хочу, генерал Кассата, поговорить с кем-то из руководителей. Сколько нам еще ждать?
Но Эсси положила мне на губы свою мягкую сладкую руку.
— Генерал даст нам знать, как только это будет возможно, верно, Хулио? Так что ничего лучше у нас нет.
«…а также самкам», — закончился перевод, и я подумал о том, чтобы самому причинить смерть и болезненные раны.
И вот мы захвачены в несоответствие между гигабитным и плотским временем.
Не думаю, чтобы я был особенно терпеливым человеком, но какому терпению научил меня мой машинный аналог! Особенно в делах с плотскими людьми. Не говоря уже о той особенно невыносимой и необыкновенно косной части плотских людей, которая называется военными.
Я изложил Хулио Кассате свои взгляды на этот вопрос. Он только снова улыбнулся. Ему нравилось положение. Конечно, с его точки зрения, чем дольше мы ждем, тем дольше он будет «жить» — то есть «жить» будет двойник, а этот двойник явно не торопился быть уничтоженным. Я только удивился, что он не предложил хорошенькой Алисии Ло посмотреть что-нибудь отдельно от нас. Я хорошо представлял себе, какие зрелища он имеет
Альберт вежливо кашлянул и сказал:
— Мне кажется, генерал Кассата, лежебоки не единственные представители чужаков здесь.
Кассата приподнял брови.
— Вы имеете в виду свиней вуду?
— Да, свиней вуду. А также квейнисов. Институт предоставил для изучения колонии тех и других. Может, заодно взглянуть и на них?
Если и есть что-то менее интересное, чем квейнисы, так это свиньи вуду, но, конечно, пока не попробуешь, не узнаешь.
— О, Хулио, — воскликнула Алисия Ло, — можно?
Конечно, можно.
Кассата пожал плечами и сменил сцену. Мы увидели бассейн в скалах; вода серо-зеленого цвета, и в ней с десяток существ, похожих на больших рыб, греются в светло-оранжевом свете. Услышали и звук — хрюканье, каким квейнисы разговаривают друг с другом.
Так как я уже насмотрелся на квейнисов, я повернулся к столу с закусками. Дело не в голоде — я не был «голоден». Просто хотел побыстрее покончить с этим.
Обратился к своему огромному опыту в терпении. Мне это не нравится, но альтернативы я не вижу. Плотский Кассата еще на совещании, а двойник Кассата старается быть гостеприимным хозяином — конечно, прежде всего по отношению к своей новой девушке. Но небо рушится, и сейчас не время прогуливаться по зоопарку.
Пока официант в белом переднике передавал мне сэндвич с рубленой цыплячьей печенью и луком — все, разумеется, имитация, включая самого официанта. — Альберт присоединился ко мне.
— Доброе немецкое пиво, пожалуйста, — сказал он официанту и улыбнулся мне. — Не хотите послушать, о чем разговаривают квейнисы, Роб?
— Квейнисам нечего нам сказать. — Я откусил сэндвич. Очень вкусно, но мне не это нужно.
— Да, вероятно, разговор с ними — напрасная трата сил, — согласился Альберт, принимая кружку с темным пивом. — Приходится признать, что квейнисы более или менее разумны, потому что у них есть язык. Чего у них нет, так это рук. Живут они в море, и их крошечные плавники приносят им не больше пользы, чем тюленям. Если бы они не дышали воздухом, мы бы, вероятно, никогда не узнали об их существовании, потому что у них нет городов, инструментов и, что особенно важно, письменности. Поэтому у них нет и письменной истории. У лежебок ее тоже нет; но продолжительность их жизни так велика (хоть сама жизнь и медленна), что эдды их бардов не менее достойны доверия, чем, скажем, Гомеровы поэмы. — У меня есть новости, которые могут заинтересовать вас, — сказал Альберт, делая первый глоток пива.
Добрый старый Альберт!
— Кончай пиво, и я куплю тебе новое! — воскликнул я.
— И рассказывай!
— Ничего особенного, — сказал он, — но, разумеется, у меня по-прежнему есть доступ к базам данных «Истинной любви». Там есть некоторое количество файлов, которые, по моему мнению, имеют отношение к нынешней ситуации. Мне потребовалось время, чтобы просмотреть их все, и в первых нескольких тысячах полезных данных почти не было. Но потом я проверил иммиграционные записи за последние несколько месяцев.