Anno domini
Шрифт:
Проснувшись утром, он чувствовал себя разбитым после тревожной ночи, а вчерашняя недопонятость только обострилась. Приехав на работу на полчаса раньше, он вошел в Интернет, чтобы узнать, какую должность в правительстве занимает Ремнев, наложивший резолюцию на его письмо президенту. И когда начал читать об этом человеке, вся информация, полученная за вчерашний день, вдруг выстроилась в стройный и понятный ряд. Вадим скопировал интернетовскую страничку, а когда на работе появился Саша, прочитал из нее выдержки и объяснил свое новое понимание вчерашнего разговора в администрации.
— С 1999 года Ремнев был министром при старом президенте и членом партии бывшего главы президентской администрации. Обрати внимание, Саша, в январе этого года, это уже после победы в третьем туре, он выходит из этой партии и заявляет, что ему
— Да-а! Возможно, они и взяли бы тебя в какой-нибудь отдел, чтобы ты был на виду и не мог больше ничем навредить. Они поняли, что ты имеешь силу, можешь статьи писать, смог дописаться аж до президента. Такого активиста лучше иметь среди друзей, чем дать ему повод повернуться в сторону врагов. Даже не взяв тебя на работу, но оставив надежду дождаться вакансии зама, они уже тебя прибрали к рукам. Вот видишь, какие эти оранжевые!
— Саш, да при чем тут оранжевые! Ты же видишь, какой этот Ремнев оранжевый. Такой же, как я голубой. А вообще, конечно, все это примитивно и мерзко! Суки, думали подкупить меня должностью инструктора! Пусть работают с такими же дешевками, как они сами!
Несмотря на то, что Вадим в сложившейся ситуации проигрывал свои надежды, с другой стороны, он освобождался от обязанности поддерживать новую власть, как результат его продолжительной и отчаянной борьбы. Все яснее и чаще он обращал внимание уже не на слабый профессионализм новой президентской команды, а на явное нежелание выполнять данные не так давно обещания, на распри внутри этого коллектива, собранного вместе ни единым духовным или нравственным порывом, а необходимостью возвращать долги, заработанные, лучше, наверно, выразиться украинским словом «накопичені», на условных баррикадах недавней революции. Ведь так часто отстаивая эту власть в спорах и перепалках с друзьями и родственниками, в рабочем коллективе, еще с тех пор, когда она была только оппозицией, Вадим автоматически брал на себя ответственность и за свои слова, и за поступки этой власти, так рьяно им защищаемой. Теперь же получалось так, что ответственность эта оставалась лишь на нем, потому что сама власть никаких гарантий не давала, и даже не знала, что такие борцы, как Вадим, подписывались под будущими ее действиями, наивно защищая ошибки дня сегодняшнего. И только когда эта власть плюнула в лицо ему лично, только теперь он может расслабиться и признаться, хотя бы самому себе, что романтизм самоисчерпался, люди новые — такие же люди, как и все остальные, а значит — говорящие то, что надо говорить, и делающие то, что делать нежелательно. И Денисов, окруживший себя наперсточниками и бывшими ворами, посадивший в кресла районных администраций шесть руководителей с уголовными делами, это не ошибка новой власти, не просчет или невнимание, а закономерность, более того, продолжение советского наследия, когда все в стране решали связи и деньги.
Глава 16
В конце рабочего дня Вадим позвонил домой и предложил Анне встретить его с работы и посидеть вместе на площадке, впервые в этом году. Жена с радостью согласилась, и пока она добиралась, он достал из ящика стола два свеженаписанных письма президенту и премьер-министру по поводу невыплаты зарплаты в Облавтодоре, перечитал их и, разорвав, бросил в урну. Он не видел более смысла в борьбе со старыми лицами в новой власти. Обо всех,
Когда приехала Анна, они вышли на улицу и обошли несколько только что открывшихся летних площадок, остановив свой выбор на той, которая располагалась за зданием театра, как раз напротив Аниной бывшей работы. Здесь были невысокие цены на пиво, что в данный момент было самым важным фактором для семьи, три месяца прожившей без работы, накопив, таким образом, долгов в несколько тысяч. Вадим заказал два бокала разливного пива и пачку орешков. Бокалы, а точнее — пластиковые стаканы, принесли какие-то маленькие, да еще и с толстой шапкой пены.
— Это что — трехсотграммовые стаканы? — обратился он к жене, как к знатоку общепита.
— Нет, обычные, пол-литровые.
— Что-то мне кажется, не войдет сюда бутылка пива.
— Да нет, это только кажется.
Вадим допил свой стакан и купил пиво в бутылке. Наливал он аккуратно, чтобы не поднималась пена. Когда из бутылки вытекла последняя капля, стакан был наполнен до самого края. Казалось, что над ним даже приподнялась горка пива.
— А ты говоришь — обычный! Что ж это за мир такой? Везде, куда бы ты ни зашел, к кому бы ни обратился — везде тебя стараются обмануть! Что говорить о большой политике, если даже производители пивных стаканов выпускают их нестандартного размера, заранее запланировав обман покупателя!
— Вадик, ну что ты так расстраиваешься из-за ста граммов пива. Теперь будешь знать и покупать только в бутылке.
— Анечка, да разве же я из-за пива расстроен? Я вообще не расстроен. Просто с безнадежностью смотрю в глаза современному обществу. Ложь стала доминантой человечества. Мы все до такой степени к ней привыкли, что принимаем как должное. Я вот возмущаюсь сижу, а ведь не пойду с ними ссориться. Потому что невозможно в этом споре победить. Потому что ложь — это все вокруг, вся наша жизнь.
— Вадик, ну хватит! Мы же отдохнуть собрались!
— Так ведь не дают!
— Я сегодня рассказы Чехова читала. Помнишь, ты говорил о «Свидание хотя и состоялось, но…». Какой классный рассказ! Как раз о пиве.
— Да, я сейчас именно в том состоянии, в котором у него зажглась в голове и груди лампочка.
— Самое главное, чтобы она у тебя не потухла!
— Это точно, иначе полночи тебе придется слушать мои политические выступления, а потом я еще напишу президенту письмо.
Лампочка в голове Вадима с каждой бутылкой светилась все ярче и ярче. Он еще раз в подробностях рассказал жене историю его посещения областной администрации и сегодняшнее прозрение по поводу этого приглашения. Они говорили о Беловых, об отце Вадима, который попросил его принять участие в скором судебном заседании по земельному вопросу. Они снова говорили о религии, о приспособленчестве морали к условиям современного общества. Вадим не мог утверждать, что эти темы были интересны жене настолько, насколько они тревожили его самого, но когда он спрашивал, неоднократно за последние месяцы, у Анны о ее отношении к этим разговорам, она всегда отвечала готовностью поддержать любую интересующую его тему. Хотя бы просто вниманием, потому что в вопросах политики и истории религии она совершенно не ориентировалась. Она просто любила его слушать.
Однажды они пришли к тому, что если бы не его активное участие и постоянное обсуждение с женой политических событий периода предвыборной кампании, то, скорее всего, Анна голосовала бы за провластного кандидата, как голосовали и ее родители, и отец Вадима со своей женой, и Беловы, и многие их знакомые. Только благодаря его объяснениям происходящего, благодаря его рассуждениям вслух она заинтересовалась политикой и задумалась о собственном выборе. И точно так жили миллионы — не рассуждая, не углубляясь. Просто слушаясь мнения большинства. Вадиму так хотелось, чтобы его разговоры с женой открывали ей глаза на окружающий мир, чтобы она сама научилась отличать ложь от истины. Во всяком случае — хотя бы пыталась, потому что — в чем именно есть истина, Вадим, конечно и сам не мог ответить.