Anno domini
Шрифт:
В свою очередь в православии позволено назначать цену за отпевание усопших, за крещение и прочие обряды. Любая церковь напоминает торговый лоток, хотя в свое время Иисус изгнал из храма торгующих. У нас на территории налоговой милиции стоит часовня. Объясни мне — какая связь между карающим органом государственной власти и церковью? Или они, взяв взятку, сразу идут замолить свой грех? Или они взятки берут через церковную урну пожертвований?
Вот это и есть та религия, которая должна вселить веру в наше сердце. Вспоминаю батюшку с крошками в бороде и засаленными до локтей рукавами, который запечатывал землю с могилы моей мамы. Я тогда только зашел в церковь, а в торговом окошке (у них там целый киоск стоит) женщина мне: «Землю запечатать — двадцать гривен. Батюшку брать будете?». Я стою и не знаю, что мне ей сказать. На языке вертится: «Ты же служишь в храме! Что ж ты как на базаре торгуешься?» —
— Ой, а ты когда-нибудь в нашей церкви исповедовался? Это ведь одно унижение: становишься перед попом на колени, он покрывает твою голову своей накидкой, и ты говоришь прямо в его гениталии.
— Да, у нас, куда ни глянь — все смех и грех! Что в политике, что в экономике, что в церкви. Конечно, не хочу чернить всех подряд, есть и в религии прекрасные, честнейшие священнослужители, но, по сути своей, я считаю религию — вредящей здоровой вере. Потому что в религии, как и во всех остальных отраслях хозяйствования, на первом месте — человеческий фактор.
Я люблю Иисуса, и мне достаточно этой любви для того, чтобы стремиться к вере. Никакой священник не заставит меня поверить в Бога и не сможет помочь обрести эту веру, потому что в первой заповеди сказано возлюбить Бога, а любви невозможно добиться ни объяснениями, ни силой. Поэтому, хоть я и знаю кое-что о вере, хоть и стараюсь не грешить, хоть и читаю «Отче наш» — не могу считать себя верующим человеком. Зато многие думают, что чем сильнее они стукнуться головой о пол, чем больше людей увидит их нательный крестик, чем больше денег они вложат в строительство храма — тем ближе к истине окажутся. Смех! Об этом обмане писано в Библии еще пять тысяч лет назад, а Иисус обновил старые истины. Можно обмануть кого угодно, но только не Господа. Можно обмануть даже самого себя, но его не получится. Поэтому надежнее человеку считать себя добрым и набожным, но только не верующим. Потому что вера — в любви к Господу, а на это способен далеко не каждый.
— Ну как можно полюбить того, в существовании которого сомневаешься?
— Если сомневаешься, то и не стоит стараться полюбить. Ты вслушайся в произношение: «Вера». Слово — говорит само за себя. Это значит верить, а не искать доказательства существования. А, поверив — полюбить. Это невозможно понять прагматичным умом. И вера, и любовь — от сердца.
— Ну что, Вадюша, будем укладываться спать?
— Конечно, солнышко мое, только не знаю, смогу ли я заснуть после пережитого фильма. Я никак не могу прийти в себя. Такое эмоциональное напряжение! Все в голове перемешалось. Снова меня мучают мысли о бессмысленности жизни. Мне уже тридцать шесть. Я так надеялся на свое участие в послереволюционном строительстве, а оказался преданным и не нужным. Рассадили в кресла восемнадцать тысяч новых лиц, а результата никакого, только размеры взяток увеличились, потому что теперь брать стало опаснее.
— Зайка моя, пойдем, помоемся и ляжем. В постельке расскажешь дальше, — поцеловав мужа, попросила Анна.
Через полчаса они выключили в спальне свет. Встревоженный и возбужденный, Вадим даже думать не мог о сне. Все последние неудачи обострились в его памяти. Анна тоже не хотела спать, и они продолжили недавний разговор.
— Вадик, вот ты переживаешь о смысле, вернее — о бессмысленности жизни. Ну разве твоя жизнь бессмысленна? Ты живешь, постоянно стараясь помогать людям. Сейчас ты судишься с целым поселком, отстаивая папины интересы, хотя с самого начала был против его претензий. Ведь ты же делаешь это совершенно бескорыстно. Потом собираешься делать у Беловых ремонт. Это ты тоже сделаешь бескорыстно. Разве подобная помощь не придает смысла твоей жизни?
— Как-то ты так это сказала, будто упрекнула в моей глупости.
— Не упрекнула, конечно, но и твоя самоотдача не совсем объяснима. Ты же знаешь, что ни отец, ни Белов даже спасибо не скажут. Хотя, только спасибо наверно и скажут.
— А мне этого и достаточно. Я ведь добровольно вызвался им помогать. Никто меня не принуждал и обманом не затягивал. Им нужна моя помощь, и я ее оказываю. И получаю от этого удовольствие. А уж с какими мыслями они к этому относятся — это будет на их совести. Я недавно услышал: «Добрые дела делаются
Конечно, я стараюсь наполнять свою жизнь каким-то смыслом. Но я знаю свой потенциал. Разве он ограничен ремонтом кухни? Вот, например, предлагал я президенту создать общественные приемные доверия власти. Да они ведь сегодня как воздух нужны. Столько кадровых замен сделали, а поток взяток не прекращается. Почему? Во-первых, потому что рассаживали в кресла своих родственников и знакомых, а не проводили конкурс на замещение вакантных должностей. Таким образом, разрушив одну, сразу же создали следующую круговую поруку. Во-вторых, я согласен, что честных людей найти тяжело, поэтому и нужно создать центры доверия, куда человек может прийти и пожаловаться на взяточника. А этого нет! Куда сегодня можно пойти и сказать, что в администрации берут взятки? А никуда! Все жалобы вернуться в администрацию. Точно, как было с моим письмом президенту о губернаторстве. В-третьих, нарушен основной кадровый принцип, о котором так много трубил президент — разделение политики и бизнеса. Этого не сделали, да, по большому счету, и не собирались. Одни слова! Одно вранье! А скажи мне, пожалуйста, набрав восемнадцать тысяч человек из бизнеса, как они собираются построить правовое государство? Рокфеллер в свое время сказал: «Невозможно честно заработать первый миллион». Тем более невозможно это сделать в нашей стране. Все, кто имеет у нас приличные деньги — все они сколачивали капитал, нарушая закон. Перечислять эти возможности не хватит ночи. Это и контрабанда, и подложный возврат НДС, и уклонение от налогов, и лоббирование собственного бизнеса путем подкупа чиновников, это и махинации с электричеством, и откровенное кидалово и бандитизм. Я даю гарантию, что нет ни одного бизнесмена, который официально платит работникам приличную зарплату. Ни за что не покажет он в налоговой, что его люди получают две тысячи гривен, потому что от чистой выплаты он должен шестьдесят пять процентов отдать государству. Нужно быть полным идиотом, чтобы платить в казну эти деньги. Четыре месяца уже работает новое правительство, но до сих пор ни один налог не уменьшен. Хотя убытки от этого налицо. Привожу пример: я показываю официальную зарплату — триста гривен. Тридцать два процента от нее — пенсионный фонд. Значит, я должен заплатить в бюджет девяносто шесть гривен. Если эту ставку снизить вдвое, но показывать настоящую зарплату, то, к примеру, от тысячи я заплачу всего пятнадцать процентов, но в сумме это составит сто пятьдесят гривен. Разве не видна экономическая выгода от уменьшения налога? Осталось только усилить контроль и наказание за сокрытие реальных цифр. Так ведь и пенсии у людей увеличатся, и казна пополнится. Но все пока стоит на месте. Значит, это кому-то там выгодно.
Вот и получается, что государство само вырастило нечистоплотных бизнесменов. И теперь их же рассаживает на правительственные должности, мол, вы умеете зарабатывать деньги для себя, значит, сумеете и для страны. Да только мнение это ошибочно. Ложный это профессионализм. Они не зарабатывать научились, а обманывать, уклоняться, красть. А теперь им еще и власть!
А ведь сколько в стране порядочных, честных людей. Это именно они стояли на Майдане и перед милицейским оцеплением около администрации бывшего президента. Это они жили в палатках. Бизнесменов, которые сегодня заняли дорогие кабинеты, в этих рядах не было. Они из машин своих на улицу не высовывались и на митингах горло не рвали. Они договаривались о будущих должностях и финансировали неизвестно что. И можете распять меня, если это не так!.. Солнышко, ты еще не спишь?
— Нет, конечно! Разве с тобой уснешь!
— Это точно. И сам терзаюсь и тебя мучаю. Просто я думаю обо всем этом и не могу найти своего места в этом обществе. Я так надеялся на перемены, а это просто бульбы со дна болота поднялись. Все по-прежнему стоит на месте и воняет затхлостью. Я хочу изменить этот мир и не знаю как. Может, мне написать об этом книгу? Ведь получается же у меня писать статьи. Может, мое предназначение — литература. И только с ее помощью я смогу достучаться до людей? Только с помощью пера я смогу быть услышанным?
— А о чем ты будешь писать?
— Еще не знаю. Это я так — просто рассуждаю. Ведь мало написать, надо еще и издать написанное. Но и это еще не все. Надо прорекламировать, чтобы люди захотели это прочитать. Это все дорого стоит.
Вадим еще немного поговорил о политике, пока не услышал, что Анна начала сопеть. Он поцеловал жену в затылок и, отвернувшись, попытался заснуть. В этом состоянии засыпания он провел несколько часов до самого рассвета и только, когда в комнате посерело, смог отключиться. Ему снился Иисус, но как именно, наутро он вспомнить не смог. Вчерашняя тревога прошла, но мысль о писательстве не покинула его.