Аномалия. «Шполер Зейде»
Шрифт:
– Главное, контакт! – говорит весомо Жора. – Ты ему сразу весело: «Хаварью, фрэнд!»
В окно заглядывает мальчишка:
– Приехали!
Все срываются с места, толкаются в дверях. Выбегают из здания на крыльцо. Последним выходит, одёргивая яркий пиджачок, Жора. Ещё в дверях он поднимает руку для приветствия. И застывает.
Приезжие, которые расплачиваются с водителем такси, как-то не похожи на американцев из кинофильмов. Чёрные костюмы, бороды, чёрные шляпы. Это уже известный нам худой реб Нафтале Гороховский и его помощник – толстый реб Бэрэлэ
Толпа селян на площади молчит, оглядывает приезжих. Дряхлый дед долго собирается с силами и формулирует:
– Е-в-р-е-и!
– Так с Америки же? – доносится из толпы.
– Значит, американские е-в-р-е-и, – резюмирует дряхлый дед. – Вот завсегда так и одевались. Это когда ещё за царём Николаем. Годов сто назад…
Первым из ступора выходит милиционер Нечипоренко. Он берёт под локотки мэра и учительницу, спускает их с крыльца и подводит к гостям.
Толкает онемевшую учительницу Золотаренко в бок. И та оживает. На английском языке:
– Добро пожаловать, дорогие гости! Надеемся, что ваш визит будет удачным. Разрешите представить вам – мэр Анатолий Борсюк, шериф Нечипоренко…
– Добрый день! – представляется на английском языке Гороховский. – Нафталий Гороховский и Берл Гутман.
– Сердечно приветствуем! Разрешите документики! – говорит милиционер, а учительница переводит. Гости вручают паспорта. Милиционер крутит их. Передаёт для прочтения учительнице. – Извините, конечно, так сказать, а цель приезда?
– Этнография. Нас интересует старое еврейское кладбище, – говорит Гороховский и вручает милиционеру ещё и свою визитную карточку.
Учительница переводит и про кладбище. В толпе селян проносится: «О! Еврейское!» – и все с уважением смотрят на дряхлого деда.
– Да! Еврейское. Ведь здесь жили евреи, – Гороховский произносит это уже на ломаном русском языке.
В толпе селян опять вздох: «Говорит по-нашему!»
– Ага! Знаете язык? – настораживается милиционер и неохотно, но возвращает паспорта.
– Моя «мишпуха»… [10] Мой род. И бабушка и дедушка… То есть простые слова я складываю. И ещё студенты у меня сейчас. Они из Украины. Доброго здоровячка! – говорит он всем.
10
Семья, родня (идиш).
На крыльце застыл дед Грицько. Он изумлён. Причём почему-то больше, чем все остальные. Всё происходящее видится ему в несколько мистическом виде. Ореолы вокруг фигур хасидов, звучание голосов с эффектом эха.
А учительница как раз уже трижды представляет его гостям:
– Директор гостиницы Григорий Панченко. Заслуженный агроном. Сейчас на пенсии.
Но дед всё не приходит в себя. Его жена Парася щиплет его и шепчет в ухо:
– Очнись, старый!
Наконец-то дед Грицько спохватывается и жмёт руки гостям. Баба Парася тоже протягивает руку для пожатия. Но Гороховский шарахается от её руки, как от змеи.
– У нас, у хасидов такое правило: «Не своё не трогаем», – оправдывая свой жест, говорит он громко на русском языке.
По толпе селян снова прокатывается гул. А одна из женщин бьёт по затылку своего мужа:
– Во! Нормальные люди! Не своё не трогают!
Все понимающие смеются. Жора и Федька подхватывают чемоданы. Гороховский тихо на идиш Гутману:
– Бэрэлэ! Смотри за вещами.
– Так вот же полицейский!
– Не морочь голову. Полицейский!? Гиб акик! [11] Ты же видишь, какая у него рожа! А пуным! [12] Ха! Это ещё тот ганэф. [13]
11
Посмотри! (идиш).
12
Лицо. Здесь в значении «рожа» (идиш).
13
Бандит (идиш).
Милиционер старательно вслушивается. Толкает в бок учительницу. Та пожимает плечами: «Не понимаю». Зато по лицу деда Грицька пробегает тень улыбки. Видно, что-то понял. И милиционер отмечает это.
А Гороховский извинительно улыбается и объясняет свой текст на русском языке:
– Вы понравились моему другу, мистер шериф. Он говорит: «Смотри, какой бравый мужчина. Казак!» А я ему говорю – «Конечно! Настоящий представитель закона!».
Гости и сопровождающие их лица проходят внутрь гостиницы. Жора и Федька затаскивают чемоданы, при этом проявляют излишнюю активность. Но хасиды косятся, и милиционер быстро выставляет «помощничков».
Дед Грицько с мэром проводят гостей по гостинице. И, конечно, показывают туалет и рукомойник во дворе. А мэр Борсюк ещё показывает, как пользоваться этим самым рукомойником, начиная с процесса доставания воды из колодца и заливания в бачок этого самого рукомойника.
Наконец гости остаются одни. Гороховский достаёт мобильный телефон. Набирает номер и говорит на идиш:
– Саймон. Да! Реб Гороховский. Слава богу, на месте. Гостиница? – Он уныло оглядывается. – «А зохн вэй»! [14]
За дверью, конечно, подслушивают. Милиционер вопросительно смотрит на учительницу.
– Не понимаю. Похоже на немецкий, – шепчет та.
Милиционер, стараясь не скрипеть сапогами, отходит на цыпочках от двери. Все тихо во главе с мэром Борсюком идут к выходу.
14
Кошмар (идиш).
Милиционер строго смотрит на мэра Борсюка.
– Ну, приехали! Ну, евреи! – почему-то оправдывается мэр. – Ищут кладбище. Своё! Еврейское! Что тут такого?
– Ага? – как бы с угрозой произносит милиционер.
– Тут до революции, говорят, евреев много жило… – говорит учительница Золотаренко. – Память!
– Вот именно. Память! – подхватывает мэр Борсюк. – Так сказать, история.
– Ага! Что там, на визитке? – продолжает допрос милиционер.