Аномалия
Шрифт:
Джон Джонс, постукивая каблуками своих ковбойских сапог по деревянному крыльцу, вошел в дом, не дожидаясь, когда подъедут сотрудники ФБР. И сразу кивнул профессору:
– Ну что, вы готовы?
– Обстоятельства, вот видите, задерживают.
– Обстоятельства меня мало волнуют. Наша с вами задача носит государственный характер, и обстоятельства должны к нам приспосабливаться, а не мы к ним. Я выделил парням из ФБР пять минут, чтобы поговорить с вами. Они уже подъезжают. Но опоздали на минуту. Осталось четыре…
Джон Джонс говорил так решительно, что ни полицейский сержант, ни шериф не осмелились вставить хотя бы слово. А уж его слова о том, что он выделил сотрудникам ФБР только пять минут, вообще
Парни из ФБР и правда очень спешили. Скорее всего, Джон Джонс сумел и на них произвести должное впечатление, если не имел влияния более сильного, чем личная властная манера поведения. А Фил Кошарски предполагал, что он имел. Приехав в «лабораторию Филипса» быстро, после проходной, через которую не пропустили его машину, Джон Джонс начал действовать в спокойном ритме. Но обороты и давление постепенно наращивал. Теперь он вообще распоряжался ситуацией. И профессор Кошарски вдруг подумал, что другого случая посетить историческую родину у него может и не представиться и потому лучше подчиниться старшему агенту ЦРУ. Тем более выйти из подчинения профессор всегда может по собственной воле, потому что не любит сильного давления на себя.
Сотрудники охраны задали несколько общих вопросов, на которые Кошарски ответил, как отвечал уже полицейскому сержанту, и снова высказал свою версию случившегося.
– Все! – решительно заявил Джон Джонс. – Время вышло. Я забираю мистера Кошарски. Нас самолет ждет.
Профессор встал, взял свой подготовленный саквояж и первым двинулся к двери. На крыльце, уже на нижней ступеньке, Джон Джонс вдруг спросил профессора:
– А в каких отношениях вы были с покойным пастором?
– Это был мой единственный друг, – слегка растерянно ответил Кошарски, только сейчас сообразив, что со смертью пастора Коля он остался совсем-совсем одиноким человеком…
Все дальнейшее происходило так стремительно и менялось так часто, что Фил Кошарски, давно привыкнув к размеренному неторопливому лабораторному ритму, просто терялся. Джон Джонс посадил профессора к себе в машину. И он не ехал, он летел по дороге, словно бы самолет над дорогой. Благо еще, что дорога не изобиловала поворотами, иначе вписаться в поворот на такой скорости было бы очень сложно. Издали завидев машину, дежурный на КПП при въезде на летное поле базы загодя поднял шлагбаум. И Джонс пролетел мимо дежурного, словно и не заметив того. И на той же скорости, прекрасно, как оказалось, ориентируясь на территории аэродрома, проехал прямо к взлетной полосе, где стоял готовый к вылету небольшой транспортный самолет. Передав ключи от машины какому-то офицеру, Джонс чуть не силой потащил профессора в самолет.
Транспортный самолет не изобилует удобствами, к которым профессор давно привык. Им пришлось сидеть даже не в креслах, а на боковых откидных сиденьях, вплотную прилегающих к корпусу. Самолет взлетел почти сразу после их, грубо говоря, загрузки. Потому что посадкой все это назвать было сложно. В воздухе корпус самолета сильно вибрировал. В большом салоне было откровенно холодно, хотя после жары штата Нью-Мексико холод сначала показался приятным. Но скоро холодно стало уже настолько, что Фил Кошарски начал всерьез опасаться за свой нос, который к холоду всегда был чувствителен и реагировал на простуду обширным насморком. Утешало то, что вскоре предстояло пересесть, как профессор надеялся, на нормальный самолет. В нормальном самолете есть возможность выспаться и отдохнуть от всех забот и треволнений. Но после полутора часов полета прилетели они, как оказалось, не на гражданский аэродром, с которого в Европу отправляются большие авиалайнеры, а снова на военную базу. Мысленно профессор утешил себя тем, что на гражданский аэродром они поедут не на «911-й», следовательно,
Этот самолет был более вместительным и не выглядел таким холодным. И в салоне уже были кресла. Правда, совсем не такие, как в гражданских самолетах. В этих креслах невозможно было утонуть с головой и отделиться от постороннего мира, углубившись в собственные мысли. Кресла были небольшие и жесткие, и было их немного. В салоне сидели в боевой экипировке, при оружии, парни в такой же черной униформе, как и у встретившего их офицера. И только один человек в цивильной одежде тихо дремал в кресле у иллюминатора, зажав в руках черный кожаный кейс. Но свободных кресел видно не было, потому что кресла стояли только рядом с входом в кабину пилотов, а весь остальной отсек был грузовым и заполненным какими-то ящиками.
Фил Кошарски растерянно осматривался, не понимая, где ему устроиться. В салон вошел офицер, что встретил их у трапа, поднял двух человек в первом ряду и пересадил на боковые откидные сиденья, точно такие же, как в первом самолете. Профессор понял, что в этот раз ему повезло и о нем позаботились. Усевшись в освободившееся кресло рядом с Джоном Джонсом, Кошарски вдруг догадался, что именно в этом самолете они сейчас полетят в Европу, в Польшу, на его историческую родину. Далекий полет через океан и через всю Европу.
Из кабины вышел пилот. Поднял руку, приглашая всех проявить внимание:
– Я попрошу всех выключить сотовые и спутниковые телефоны и не пользоваться во время полета компьютерами. Это создает помехи в бортовых системах самолета.
Значит, точно – полет предстоит долгий. Полет в Европу…
ЧАСТЬ II
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Форд» долго маневрировал, и спецназовцам, закрытым в фургоне, не было видно, что за маневры выполняет машина. Наконец большой грузовик замер, двигатель заглох, и еще через пару минут задние дверцы фургона распахнулись настежь. Сам подполковник и его бойцы, ожидая всякого приема, халатности не проявили и стояли не с края, а спрятавшись за ящиками и ощетинившись короткими стволами пистолетов-пулеметов. Но их встречали не автоматными очередями, и это слегка радовало. В полумраке какого-то складского помещения стоял водитель «Форда» и еще кто-то из местных. Видимо, доверенное лицо пана Тадеуша.
– Если можно, выгружайтесь быстрее, – попросил водитель. – Сейчас позовут грузчиков. Им вовсе не обязательно вас видеть.
– Вперед! – тихо сказал Свентовитов в микрофон «Подснежника». – Выгружаемся без грузчиков, – выпрыгнул первым и сразу, пока выгружались другие, снял резервный «Подснежник» с водителя. Тот свое дело сделал и больше в связи не нуждался.
Водитель молча перенес «операцию» по изъятию средств связи и после этого показал рукой, куда идти. И только отойдя от машины и привыкнув к освещению, вернее, к отсутствию такового, спецназовцы сумели понять, что находятся в каком-то складском помещении, представляющем собой модульный ангар из профилированного стального листа. Свет проникал внутрь только через пыльные окна. Но это был еще даже не дневной свет, а только сумрачный утренний, лишенный дневной яркости.