Аномальный бардак
Шрифт:
– Завари, – пропела Таня, сверля меня туманным взглядом.
Ни в ее голосе, ни в выражении лица не было ни тени враждебности. И все же было понятно, что она злилась. Возможно, за время нашего общения, я приобрел способность различать ее настроение, не опираясь на внешность. Или кто угодно мог бы понять это по тому, что она, принимая гостя, наслаждалась чаем в гордом одиночестве.
Восприняв это как некий вызов, я ушел на кухню и заварил пакетик еще горячей водой из чайника. Тут пришло осознание, что от такого количества жидкости за сегодня мой мочевой пузырь лопнет в следующие
– Нельзя, – торопливо схватила меня за запястье Таня, как только я потянулся к сахару.
Руки мы протянули с одинаковой скоростью, но для нее это был молниеносный рывок.
– Я, конечно, все понимаю, но зажать сахар – это уже чересчур мелочно.
– Не в этом дело. Я расстроена после вчерашнего, это правда, но только не трогай сахар. Это не просто сахар. Он лекарственный.
– Понятно… – задумчиво пробубнил я и отступил. – Странно как. До чего медицина дошла…
– Это еще ничего. В детстве папа дробил какие-то фиолетовые камушки и тер их в ступке с травами. На вкус гадко получалось, и я была маленькой, так что мама за все эти годы успела придумать сотни способов превратить эту кашицу во что-то съедобное.
Возьмем на заметку, что ее родители увлекались альтернативной медициной. Лет пять назад я бы точно самодовольно прокомментировал темноту этих людей, но с тех пор обзавелся не только тактом, но и опытом. Этот опыт говорил, что такие странности не всегда лишены практического смысла. Но о болезни я все же решил не спрашивать. Это мог быть как и мифический детокс или даже сбрасывание плохой кармы, так и рак. Ничего хорошего из этого не выйдет.
С другой стороны, никаких иных тем в голову не приходило. Как бы я ни хотел игнорировать причину визита, разговор, по сути, был лучше давящей тишины.
– Хотелось бы прояснить для начала… – нерешительно заговорил я. – Вчера ты пригласила меня домой, чтобы… провести ночь вместе?
В наших беседах до этого ни разу не всплывала такая деликатная тема, потому я не знал ее степень терпимости к пошлостям и эвфемизмам.
– Разумеется. Раз уж ты сам решил об этом поговорить, то я спрошу. Почему это ты сбежал, пока я была в душе? Я хорошая подруга, потому пойму, даже если это что-то связанное со здоровьем, например. Не стесняйся, объясни честно.
Что-то мне подсказывало, что для нее приемлемым оправданием будет исключительно форс-мажор. Тревога, однако, смешалась с облегчением, ведь она все еще считала нас друзьями.
– Я решил, что ты пьяна, а потому за себя не отвечаешь.
– Интересно, с чего бы это, – хмыкнула Таня. – Я выпила только стакан вина.
– Ну а как мне еще объяснить то, что ты вдруг ни с того ни с сего решила превратить наши отношения в половые? Было пропущено множество важных шагов! Мы даже не встречаемся.
– Старомодно… – самодовольно протянула она, словно какой-то вестник прогресса.
– Это нынче норма?!
– Сама не знаю, но молодежь всегда развратна. Старшие поколения постоянно ворчат так, будто мы на пороге очередной сексуальной
Ее понесло не в ту степь. В итоге я нарвался на лекцию об отношении к сексу в различных исторических периодах. Причем скачки от эпохи к эпохе почти не были связаны, как и все это обсуждение – с насущной проблемой. С античности Таня перешла к пещерным людям, оттуда – к Ренессансу, а затем – к Средневековью. Энергия у нее стала кончаться, когда речь зашла о шестидесятых годах. Мне же оставалось лишь делать вид, что я пил чай, который к середине рассказа уже закончился, и кивать. Зато удалось узнать, что Таня была из тех людей, что предпочитала использовать медицинские термины вместо эвфемизмов, что у меня, привыкшего к обратному, вызывало некоторый дискомфорт.
Мне принесло облегчение лишь то, что она, похоже, тоже хотела сменить тему, в чем я ей сочувствовал. Но все же в ее момент слабости на мои плечи ложилась ответственность, и я вернул разговор в нужное русло.
– Признаюсь, я, похоже, немного облажалась. Опыта не хватает, – говорила Таня, выпрямив спину и повернувшись ко мне, насколько позволяло кресло.
Ее руки легли на колени, согнутые строго на девяносто градусов. Девушка сидела, словно первоклашка под надзором не столько строгой учительницы, сколько гордых родителей.
– Теперь-то я все сделаю правильно. До этого приходилось опираться на намеки, но это не сработало. Поэтому спрошу прямо.
Я сглотнул, ожидая ее следующих слов. Если она предложит встречаться, то я был готов согласиться, так как особых причин отказывать не было. Попроси того же Настя – ответ был бы тем же. Я простой человек с низкими стандартами. Не в обиду им двоим сказано.
– Я влюбилась в тебя, Марк. Поэтому я хочу от тебя ребенка. Никаких обязательств, я сама со всем справлюсь. Мы можем даже никому об этом не рассказывать.
Трудно сказать, было ее лицо серьезным или нет, учитывая его постоянство. Я не знал, стоило ли мне смеяться. Если это была шутка или розыгрыш, то лучше просто сделать глупый вид и ждать, пока она не скажет: «Ха-ха, повелся». Этого не произошло. Вместо самодовольного смеха была лишь звенящая тишина, блаженная улыбка Тани и вернувшийся в мое горло комок.
– Серьезно?
– Конечно. Суть любви в выживании и размножении. Мне не хотелось бы доставлять тебе неудобств, так что все, чего я хочу – это твое наследие. Твои гены были признаны лучшими.
Что за чушь? Таня имела репутацию за странные высказывания, но это било все рекорды с отрывом. И кто признал мои гены лучшими? Она взяла мой волос и созвала комиссию ученых?
– Мне нужно подумать, – произнес я медленно, словно в трансе.
– Неужели я тебе настолько не нравлюсь?
– Нет-нет, не в том дело…
– Если бы нравилась, ты бы тут же утащил меня в спальню, – капризно высказалась она, но тут ее осенило. – А-а-а… Воспитание не позволяет?
– Если бы дело было в воспитании, я бы тебя уже вчера повалил. Тут, скорей, опыт… В любом случае это важное решение. Нужно все обдумать.