Анонимные грешники
Шрифт:
Мой взгляд падает на ожерелье, и я бормочу себе под нос птичье слово. Она сдернула его с шеи, как будто оно было сделано из макарон и бечевки. Мне отвратительно, что даже самый младший член этой семьи не имеет понятия о своем богатстве или привилегиях. Она вырастет избалованной девчонкой, такой же, как и все они.
Я окидываю взглядом комнату.
Затем, когда я уверена, что никто не смотрит, засовываю ожерелье в лифчик.
Вечеринка продолжается, буря музыки и смеха. Иногда, находясь рядом с Висконти, кажется, что сейчас Рождество, и я выглядываю в окно их гостиной, дрожа от снежной бури. Чужачка, которую
Потому что я знаю, что предпочла бы сильно замерзнуть и потерять все пальцы на ногах из-за обморожения, чем присоединиться к ним.
Пока мои глаза прочёсывают комнату, Амелия ловит мой взгляд. Она улыбается и направляется ко мне. Когда она оказывается всего в нескольких метрах, Донателло протягивает руку и хватает её за запястье.
— Малышка. Вилла, которую мы только что купили в Тоскане, тебе даже не понравилась?
Челюсть Амелии напрягается. Её ноздри раздуваются. Затем она делает глубокий вдох и окидывает меня пристальным взглядом с застывшей улыбкой.
— Аврора, милая, ты не могла бы извинить нас на минутку? Я просто должна напомнить своему мужу, что если он продолжит заключать пари со своими братьями, мы скоро будем жить в картонной коробке под пирсом.
— Пойду проверю, как там Виттория, — бормочу я, поднимаясь на ноги.
Когда я оставляю их препираться в кабинке, знакомый укол тоски выбивает из меня дух. У них есть то же, что было у моих родителей — настоящая любовь. Я всегда обещала своей маме, что выйду замуж по любви, и даже когда моя рука висела над пунктирной линией контракта Альберто, призрак её мягкого голоса прошептал напоминание мне на ухо. Нарушение данного ей обещания — это грех, который с тех пор тяготит меня, и неважно, сколько раз я исповедовалась, он слишком тяжкий, чтобы избавиться от него.
Господи, я пьяна. Пол дышит, в то время как янтарные лампы светятся низко и туманно. Каждый шаг в море костюмов и туфель на шпильках не уверен и опрометчив, достаточно одного неверного движения, чтобы упасть на этих дурацких каблуках, и мне не нужно давать Альберто ещё один повод наказать меня.
Тишина холла ощущается так, словно я снимаю лифчик после долгого дня. Набрав полную грудь воздуха, я прячусь обратно в тень смежного коридора, прижимаясь спиной к холодной обшивке из красного дерева. Вечеринка гудит у меня под ногами, будто обитатели ада колотят по потолку, пытаясь сбежать.
Некоторое время я наслаждаюсь спокойствием, прежде чем решаю, что мне, вероятно, следует сходить проведать Витторию. Большую часть меня не волнует, что Висконти, даже самая молодая, самая невинная, может быть, в данный момент захлебывается собственной блевотиной, но полагаю, что всё ещё есть небольшая часть меня, которая не является монстром.
Я разглаживаю своё платье и делаю глубокий вдох. Поворачивая за угол, сталкиваюсь с чем-то большим и похожим на камень. Сначала мне кажется, что я повернула слишком рано, врезавшись в одну из безвкусных статуй, которые прячутся в нишах. Но затем чья-то рука протягивается и хватает меня за предплечье, не давая мне упасть назад.
Анджело Висконти.
Мы встречаемся взглядами. Затем шок вырывает воздух из моих легких, и я вырываю свою руку из его хватки, как будто она в огне.
Он
О, боже.
Вот тот момент, когда мне следовало бы пробормотать извинения. Обойти его и поспешить обратно на вечеринку, где смех, музыка и свежий бокал алкоголя смогут согреть озноб на моей коже.
Но я этого не делаю, не могу ничего делать, кроме как стоять и пялиться на него.
Господи, неужели он был таким высоким и широкоплечим на утесе? Может быть, этот коридор уже, чем я помню, или, может быть, это из-за темноты. Монстры всегда больше и страшнее в темноте.
Я проглатываю ком в горле и качаю головой. Возьми себя в руки, Рори. Анджело Висконти не монстр. Данте сказал, что он едва ли мужчина мафии, а Макс сказал, что он даже не носит оружия.
Но когда он, не говоря ни слова, вешает трубку, засовывает телефон в карман и делает шаг вперед, я делаю шаг назад. Детство, проведённое в заповеднике, обострило мои инстинкты, и, стоя в темном коридоре с этим человеком, я испытываю такое же чувство беспокойства, как если бы услышала хруст листьев на лесной подстилке или вой вдалеке.
Может, он и не мужчина мафии, но у меня такое чувство, что напротив меня хищник.
Тишина, которая всего несколько минут назад служила передышкой, теперь удушает, давит на мою грудь, словно кирпич. В конце концов, его глаза отпускают мои, перемещаясь вниз по моей шее и останавливаясь на груди. Его взгляд обжигает даже сильнее, чем его прикосновение. Он такой наглый, такой бесстыдный. Будто моё тело принадлежит ему, а не мне.
— Невежливо пялиться.
Реплика слетает с моих губ, надменная и невнятная, прежде чем я успеваю её остановить. Вот же лебедь.
Мне известно, что лучше не разговаривать с Висконти подобным образом, особенно дважды за одну ночь. Что ещё хуже, он тот самый Висконти, с которым я должна пытаться быть в хороших взаимоотношения, ну или, хотя бы, избегать. Ничто не мешает ему рассказать Альберто, что он видел меня в Дьявольской Яме, одну, балансирующую на краю обрыва. Сколько раз Альберто шипел мне на ухо: «Не смей позорить меня». Уверена, что для всех узнать, что твоя невеста предположительно скорее бросится в море, чем выйдет за тебя замуж — это величайшее унижение. Я не сомневаюсь, что он выполнил бы свои угрозы. Забрал бы команду по уходу за моим отцом. Прекратил бы мои визиты.
Итак, я должна извиниться. Я должна склонить голову, включить своё провинциальное обаяние и вести себя так, будто у меня нет двух мозговых клеток, которые можно было бы объединить. В любом случае, это то, что он и остальные члены его семьи думают обо мне, верно?
Но мне жарко, меня лихорадит. Ошеломленная интенсивностью его внимания. Когда он снова переводит взгляд на меня, моя кожа становится горячее, словно я стою перед открытым огнем. Это опасно, но так заманчиво.