Анти-Ахматова
Шрифт:
Для поклонников срочно создавалась версия об очередной роскошной победе Ахматовой, увы, как всегда, завершившейся драмой с очередным разбитым сердцем позади.
Боже, боже, боже! Как пред тобой я тяжко согрешила! Оставь мне жалость хоть… ОНА перед ним не согрешила — это ведь он ее бросил, она сокрушается, будто бы это она, — и кается. Как убивается! Боже, Боже, Боже! А ведь совершенно не согрешила. Но читателям надо вбить в головы. Бродский — вот уже подтверждает, что Гаршин сошел с ума. Потому и не захотел жениться.
С Берлиным пришлось быть осторожнее.
<…> она не упомянула ни о Гаршине, ни о Надежде Мандельштам <…>.
Исайя БЕРЛИН. Встречи с русскими писателями. Стр. 447
Берлин, которому, защищая свою честь, приходится быть объективным, упоминает именно эти два имени, называя тех, о ком Ахматова не говорила. Понятно, почему не говорила, и понятно, почему это отмечает Берлин. Он рассказывает о своей встрече с Ахматовой: «Завистница чужой славы, она не могла назвать соперницу. Гаршина тоже не могла назвать: Как! Пастернаку отказывала три раза, а какой-то Гаршин не захотел жениться!»
Мы пишем о поэте, поэтому — чуть-чуть стихов.
Я молилась, чтоб смертной муки Удостоились вместе мы.Это было сначала. Очевидно, молилась плохо — только для рифмы.
Все изменилось, любовь прошла, судки с обедами — врозь.
А человек, который для меня Теперь никто.Ахматова недовольна своими читателями: хочется отмыться от них, фельдшерицы и пр. А для кого она пишет эти стихи? Разве интеллигентная женщина станет так выражаться? Такие стихи в минуту грусти повторять? Это фольклор работниц — о подружке, которая дружила, дружила, а потом кофточки поносить не дала. Теперь она для меня никто. Можно и в стихи переложить.
…Тяжелый, одурманенный безумьем, С оскалом волчьим… Боже, боже, боже! Как пред тобой я тяжко согрешила! Оставь мне жалость хоть…Дразнил ее Тальников старинными рифмами:
Катерина Великая, О! Поехала в Царское Село.Наподобие этого стишата.
Про «волчицу мерзкую и подлую притом», наверное, неприлично здесь говорить — слишком и без этого на виду сходство?
От Ляписа Трубецкого г-жа Ахматова берет не только строфу и роскошный в своей мути образ волчицы подлой, но и основной прием — незначительные перестановки в гениальном стихотворении, чтобы оно соответствовало меняющемуся духу времени.
Итак, было:
Ты мой первый и мой последний. Светлый слушатель темных бредней.Меняем все числительные и прилагательные местами:
Ты не первый и не последний Темный слушатель светлых бредней.Это не пародия, это сами великие стихи.
Конец совсем смешно.
Было:
ПоложиСтало:
Не клади мне руку на темя.Неизменно только «темя». Если бы речь шла о проклятой сопернице, могло бы замениться и на «вымя».
Есть у девичьей обиды и более неожиданные перефразировки. Иногда более выгодным оказывается менять не «первый» на «последний», а «любовник» на «День победы». Нетленка остается в целости и сохранности:
Потом я повторила, что в стихотворении «Как мой лучший день» мне не нравится казенное «отмечу». Сейчас это слово ассоциируется с казенными речами или с выпивкой. «Отметить 25-летие со дня»; «отметить юбилейную дату»… Выпить и закусить.
Как мой лучший день я отмечу, День, когда о победе пела…Какой хочешь день — и красный день календаря, и хоть какой по-женски радостный, критический, по-нынешнему.
Исправила на по-ахматовски туманно и изысканно:
Белым камнем тот день отмечу, Когда я о победе пела.Она — поет. Но оказывается, пела — это вовсе не пела…
«Исправлю», — согласилась Анна Андреевна всемилостливейше, а затем открыла мне секрет, которого я никак не ожидала. Оказывается, тут на самом деле совсем не «отмечу» и совсем не о победе.
Я бы лучше но самые плечи Вбила в землю проклятое тело, Если б знала, чему навстречу, Обгоняя солнце, летела.То есть стремительным домкратом, обгоняя солнце, летела. Что, куда — все равно. На самом деле это были стихи к разрыву с Гаршиным, как она к нему, обгоняя солнце, летела, отмечая в полете что-то белыми камнями, а он не захотел жениться.
Когда она перелицевала их, переадресовала победе — слог сразу отозвался на ложь — этим инородным, бюрократическим «отмечу».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 346 — подсказывает добрая Чуковская.
Это тоже не пародии злопыхателей.
И в заключение.
На прошлом я черный поставила крест, Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест…Угадайте, товарищи, кто это написал?
АЛЕКСАНДР БЛОК В НОВОМ ПАЛЬТО, ИЛИ СРАМ № 1
Ахматова говорит об Александре Блоке.
Она, современница, была с ним едва знакома, она не нравилась ему как женщина, и она казалась ему пигмеем от поэзии. Никакого сколько-нибудь ловкого объяснения, почему же это ОНА не стала Прекрасной Дамой, не придумывалось. Она кричала на всех углах, что это только в «народных чаяниях» их хотят поженить, как равных, как Солнце с Луной — чтобы породить эти чаяния. А потом стало ясно, что время сработало на нее: хоть почти ничего он не сказал о ней в дневниках, хоть никто их вместе не видел, хоть ничего придумать не удалось — тем многозначительней казалось молчание — если это молчание подчеркнуть.