Анти-ты
Шрифт:
Помню, когда увидела его впервые. Это был как раз смехотливый февраль, жесткий дубак, когда и жить не хочется, что делает этот месяц финансово выгодным для стендапа. Ведро доната [6] было переполнено, зал – тоже, и плевать, что половина из них сидела только ради того, чтобы согреться.
Своего выступления я не помню, но помню, как стояла возле сцены и терпеливо наблюдала за комиками. Рома – кажется, это был он – переключился на оскорбление зала, так как собственные шутки у него не клеились. Люди, как обычно,
6
Добровольная плата за просмотр.
Однорукий парень в заднем ряду, разумеется, был идеальным объектом для шуток.
Я не очень люблю шутки про инвалидов. И дело не в какой-нибудь морали, нет, если лезешь в комедию, о морали надо помнить ровно до тех пор, пока тебя не посадят или не изобьют в подворотне. Быть избитым одноруким парнем – уже довольно сложно, а если даже подобное и случится, то материал на следующее выступление готов. «Представьте, меня избил зритель, причем однорукий» – это же короночка.
Я не люблю шутки про инвалидов, потому что они слишком простые, слишком очевидные. Простой путь комедии – взять самую болезненную тему и приплести к ней пару каламбуров из разряда «вам нужна рука помощи». Или сказать что-то вроде: «Ты, наверное, ненавидишь хороводы?». Слишком просто, но заходит абсолютно всем.
Как именно пошутил в тот вечер Рома, я не помню, да и нет смысла вспоминать. Но я помню ухмылку этого «поклонника». В первый же вечер я поняла: у него кровожадное лицо.
Зловещая тихая усмешка, словно жаждущая расплаты. Да-да, у него было кровожадное лицо маньяка.
Уже прошло полгода, а я периодически вижу его в зале, ловлю его липкий взгляд и замечаю, как он движется ко мне после выступлений. Я всегда успеваю либо убежать, либо с кем-то показушно заболтаться с очень важным видом.
– Может, заяву на него накатать? – предложил Гоша.
– За то, что он ходит на все ее выступления? – удивился Юрий.
– Кто-нибудь может меня сегодня до дома проводить?
Господи, даже не понимаю, зачем я это спросила. Я ведь знаю ответ и знаю, что за этим последует.
Однотипный идиотский жест.
Юрий и Гоша вдвоем практически синхронно повели плечами и едва заметно отстранились. Я знаю этот жест наизусть: так делали мой отец, мои ученики, когда я просила помочь что-то донести, все мои парни так делали. Это жест явной неохоты, мужского отказа. После него обычно следует лепетание:
– Да летом же светло. Тем более что ты на метро.
– Может, соседи тебя встретят…
И этот нечленораздельный лепет я тоже всегда пропускаю мимо ушей. Бессмысленный, бессвязный, шаблонный, однотипный, неловкий и жалкий.
Лучше бы не спрашивала. Сразу становится дико неприятно. В черновиках была шутка про этот типичный «мужской отказ», но я так и не решилась довести ее до конца. Не знаю, может, я подсознательно боялась, что пацанов это заденет, а может, шутка действительно была неудачная.
Я еще пыталась понять, а какой в таком случае «женский отказ». Обычно, когда говорят о
Стало так неловко, что Гоша, конечно же, начал болтать.
– А че твои Пупа и Лупа не пришли?
– Слава и Сава? – зачем-то переспросила я, хотя прозвище «Пупа и Лупа» – мое изобретение. – Да я их уже задолбала своим материалом. – Я взглянула на свой бесполезный «сяоми» с нулевым балансом. – Я им сегодня деньги скинула за квартиру, что-то нервничаю.
– Боишься, что в бухгалтерии все перепутают?
– Боюсь, что кто-то из этих придурков опять купит пакет с пластиковыми шариками.
– Что за пластиковые шарики? – оживился Юрий.
– Ты не знаешь? Слава купил детские пластиковые шарики, такие, которые во всяких детских комплексах, в бассейнах.
– А-а-а! Да! Я видел фотку, – вспомнил Гоша.
– И наполнил ими ванну, как раз когда пришла хозяйка.
Юрий как-то неприятно прыснул.
– Да все нормально будет, заплатят они за хату, – отмахнулся Гоша.
– Они не ответили насчет пиара. Не возьмутся за нас? – Юрий вспомнил о деловых вопросах.
– Не, они сейчас пиарят курицу-гриль.
– Чего? – спросили они хором.
– Нашли ларек с курицей-гриль и стали его пиарить. Завели ларьку инстач, нагнали туда подружек-моделей, пофоткали, устроили тусу с диджей-сетом. – Я по привычке потянулась к телефону, чтобы открыть «Инстаграм», но вспомнила, что интернета нет.
– По-моему, это современное искусство, – с восторгом прокомментировал Гоша. Мне вообще кажется, что он общается со мной только потому, что мои соседи Слава и Сава, работники крутого интернет-издания, – придурки, которые умеют делать хайп из ничего. Как-то раз они вдвоем реанимировали карьеру старого актера, который прославился в идиотском сериале в начале нулевых, потому что стали снимать с ним «тик-токи».
– Мне кажется, это безработица, – в своем стиле прокомментировал Юрий. Вот как раз он, возможно, и общался бы со мной побольше, если бы не Слава и Сава.
– Они ж еще в SMM-агентстве с этими блогерами всякими снимают клевую рекламу, скетчи…
– Господи, они раз в неделю устраивают розыгрыши в «Инстаграме», и все. – Я допиваю пиво, стараясь не смотреть лишний раз на своего «поклонника». Кожей чую, как он следит за мной.
– Нет бы на завод пойти работать, да, Юрий? – пытается шутить Гоша.
– А следующей на сцену выходит Снежана! – громко объявляет Рома.
Я уже думала под шумок аплодисментов потихоньку сбежать через кухню, но из какой-то внутренней солидарности решила остаться и посмотреть выступление девушки-комика. Неожиданно к сцене пошла красотка того кавказца.
– Я, вообще-то, пишу стихи, юмористические… – заявляет девушка, а я, Гоша и Юра заводим осуждающее «у-у-у», но не так громко, как хотелось бы.
– Ты посмотри на их стол. У них там фруктовая тарелка за семьсот рублей! Кто в здравом уме будет тратить деньги на фруктовую тарелку? – шепчет мне Юрий.