Антициклон
Шрифт:
Погожев не успел опомниться от всей этой красоты, как сейнер полным ходом устремился к рыбе. Кто-то из рыбаков спешно сгребал улов от правого борта к левому, освобождая место для работы. Погожев кинулся к нему на помощь. И тут же услышал голос Осеева с мостика:
— Отдава-айсь!
В утреннюю тишину ворвался свист и скрежет стяжного троса, дробный стук колец и поплавков по неводной площадке.
Удастея ли Погожеву когда-нибудь еще раз увидеть такой артистически красивый и точный по мастерству замет невода! Осеев сыпал его по самой кромке скумбрийного косяка, не сбавляя
— Теперь не уйдешь, голубушка. Теперь ты наша! — с мальчишеским восторгом вопил Витюня. Он уперся одной ногой в фальшборт и изо всех сил тянул канат. Вены на его сильных, загорелых руках вспухли, стали толщиной в палец. Заспанное лицо — в восторге. Плечом к плечу с Витюней — Володя Климов. Его длинные цепкие пальцы впились в спада подборы невода. На помощь к ним спешили Погожев с Кацевым.
— Вира помалу!..
И стяжной металлический трос медленно наматывается на барабан промысловой лебедки. Из-за лебедки виднелось сосредоточенное лицо стармеха. Одна рука его лежала на пусковом рычаге лебедки, другая крутила ручку распределителя троса на барабане. Рук Фомича Погожеву с бака не было видно. Он просто знал, чем они заняты в это время.
— Стоп! — скомандовал кэпбриг.
Витюня и Кацев, упав животами на планширь, перевесились через фальшборт, распутывали намотавшуюся на трос дель, разъединяли схлестнувшиеся кольца-грузила. Когда это было сделано, вновь пустили в ход лебедку.
Едва ли кто помнил из рыбаков о той усталости, что всего лишь час назад валила их с ног. Лица как-то сами собой разгладились, в глазах разгорались огоньки рыбацкого азарта.
— Заберем ли мы ее всю? — спросил Погожев кэпбрига, когда тот на какую-то минуту оказался рядом с ним на баке.
— Еще не встречал такого чудака, который бы скумбрию из кошелька вывертывал в море или дарил «дяде», — ответил Осеев и тут же бросился на выборочную площадку, куда уже вползала коричневая вуаль невода...
В этот день они пришли к приемке с глубоко осевшими бортами. А вечером, выйдя на связь с сейнерами и подсчитав вылов по бригадам, Погожев сказал Осееву:
— Поздравляю, на первом месте...
Особенно обрадовался этой вести Леха. Он даже заглянул к Погожеву в каюту, чтоб убедиться в достоверности этого слуха.
— Так, товарищ Леха. Ваша бригада впереди, — заверил Погожев кока. — Но не по всей путине, а по колхозу. Усек?
Леха переминался с ноги на ногу, но не уходил. Потом, прокашлявшись и поморгав своими маленькими, глубоко сидящими глазками, несмело предложил:
— А шо, товарищ начальник, если про це по радио сказаты?
— Кому сказать? — не понял Погожев. — О лучших бригадах передает по радио штаб путины.
— Та ни, туточки у нас.
Погожев вскинул на кока недоуменный взгляд:
— Но все и без радио знают.
— Може хто и не чув ище, — упорствовал Леха, хотя прекрасно понимал, что такого быть не может. Сейнер — корабль маленький, тут все друг у друга на виду. Но Леха смотрел на Погожева так просительно, что тот не в силах был категорически возразить ему. «Какая ему корысть от этого? Деньги-то все равно одни и те же, передавали по радио об улове или нет, — недоумевал Погожев. — А может, у Лехи взыграло честолюбие, гордость за свою бригаду?»
— По радио оно официйно получается. И все враз чуют, — продолжал настаивать кок.
Вытянутое обветренное лицо Лехи слегка зарумянилось, рот раскрылся в широкой улыбке. Леха менялся на глазах. Его взгляд, обычно настороженно-бегающий, вдруг заискрился теплотой и доверчивостью.
«Неужели радость победы может так менять человека?» — удивился Погожев и задумался. В словах Лехи явно было что-то заслуживающее внимания. Когда Погожев работал в порту диспетчером, трудовые успехи докеров и команд пригородных теплоходиков они отмечали срочным выпуском «Молний» или вручением переходящего Красного вымпела. Здесь, в море, то и другое отпадало. Не побежишь же за сотню миль по морю, чтоб вручить вымпел. Да и кто тебя ждать будет с этим вымпелом, когда на путине каждый час дорог. Оставалось радио.
— М-да... — произнес Погожев, с улыбкой посматривая на Леху и всей пятерней ероша свои отросшие и до желтизны выгоревшие за время путины волосы. — А ну, зови Климова. Постой, лучше пошли к нему в рубку сами.
Леха оказался прав — сообщение по рации возымело совсем иной резонанс. Во время обеда только и было разговоров о заметах, рыбных местах и везучих кэпбригах. Вспоминали, что для бригады-победительницы решением правления колхоза выделена денежная премия.
— На премию, конэчно, метит Платон, — сказал Кацев, не отрываясь от миски с борщом.
— Як так «Платон»? Шо мы, хуже? — возразил Леха. Он с поварешкой в руках толкался меж рыбаков на юте, стараясь ничего не упустить из разговора о премии.
— Видно, хуже, Леха, — продолжал Кацев, не поднимая глаз от миски. — Платон и в прошлую скумбрийную путину был первым.
— Нехай в прошлую...
— Торбущенко, братцы, всем нам конца покажет! — кто-то из рыбаков перебил кока, с явной подначкой в голосе. — Думаете, зря он задумал тягаться с Малыгиным.
По юту пролетел смешок. Но тут же потонул в усердном стуке ложек о миски.
В двадцать часов Погожев передал на сейнера рыбколхоза сообщение о первенстве. И добавил:
— В двадцать ноль-ноль ежедневно будет называться передовая бригада. Эти сведения будут передаваться в правление и там вывешиваться на видном месте. Чтоб передовиков знали не только рыбаки, но и их семьи...
— Что это ты, Андрей, за почетную радиодоску выдумал? Людей-то как взбудоражил, — сказал Осеев за ужином.
— Э-э, чужие лавры мне не нужны. Это выдумка Лехи. Я только воплотил ее в жизнь, — сказал Погожев.