Антиидеи
Шрифт:
Современные противники социалистической морали концентрируют свои идеологические атаки на один из ее основополагающих принципов – коллективизм. Они, как правило, повторяют язвительное рассуждение И. Бердяева о том, что этот коллективизм есть «…безличная, коммунистическая любовь, в которой люди прилепляются друг к другу, чтобы не так страшно было жить…». (Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. Париж, 1968, с. 132.)
У социалистического коллективизма изымается его главный нравственпый смысл – быть социально-политическим, нравственно-психологическим способом морального единения всех людей. В этом случае от коллективизма остается лишь его внешняя, «дисциплинарная», формально общая оболочка, а его личностное нравственное значение очерняется. Но подобный «коллективизм» – это злобная карикатура на действительный принцип социалистической морали, не имеющий ничего общего с развитием социализма, он может быть соотнесен лишь с мелкобуржуазными, патриархальными искажениями социалистической морали в духе сектантского, «казарменного» авторитаризма.
Несомненно, установление
Конечно, нельзя требовать некоего тождества между сокровенно индивидуальными, межличностными моральными контактами и широкими социальными связями, массовым общением. Однако их нельзя и резко противопоставить: они взаимообусловливают друг друга, от их гармонического сочетания зависит нравственное самочувствие и настроения широких народных масс. Широкое социальное общение, будучи откровенным, а не лицемерным, состоящее в поиске общих ценностей и согласовании позиций индивидов по отношению к ним, крайне благоприятно переходит в проникновенно личные моральные контакты. И наоборот, всякое «расхождение», тем более противоречие массового, широкого социального общения тут же, немедленно угнетающе действует на межличностные, психологически более тонкие, интимные отношения людей. Коммунистическое развитие человека создает как объективные, так и субъективные предпосылки не только для полной ликвидации такого «расхождения» (имеющего всегда свою социально-классовую обусловленность), но и для максимального углубления, совершенствования межличностного общения в плане морального взаимопонимания, сопереживания людей, резонанса их внутридушевных нравственных сил.
Сторонники печальной антиидеи о вечном одиночестве человека, безысходности его морального отчуждения гипертрофируют психологические, гносеологические трудности взаимосвязи людей, не понимают значения общих социальных условий их общения и моральной жизни, их нравственных исканий и творчества. «Безличность» передачи моральной информации о ценностях (так, согласно Ясперсу, чтобы его поняли, человек должен сделать свою мысль максимально безличной) трактуется ими как преграда, разъединяющая душевный, нравственный мир одного человека от другого, обрекающая их на непонимание и одиночество. Идеалом нравственной коммуникации для них является общение, где раскрываются все «подвалы» чувств, намерений, мыслей личности, где искренность – с другими людьми и самим собой – доведена до постоянного состояния экзальтации, взвинченности. Однако это «вывертывание себя наизнанку» каждому, с кем человек вступает в общение, не только неосуществимо, но и ненужно. Когда речь идет о необходимости установления подлинного нравственного взаимопонимания, морального резонанса людей в общении, то подразумеваются именно личности, подлинные субъекты морального выбора и действия, люди активные, а не «реактивные», имеющие право на личную тайну, автономию интимного внут-ридушевного мира, где в чувствах и мыслях у них кристаллизуются высокие моральные ценности. Речь, следовательно, идет не о такой исступленной проникновенности и искренности, которая бы ликвидировала нравственную самостоятельность внутриличного мира, не об искусственном, взвинченном состоянии постоянной «исповеди» окружающим. А о подлинном обмене мыслями, чувствами, опытом людей, обладающих личной самостоятельностью, цельностью и внутридушевным богатством,- именно такое общение благотворно влияет на развитие индивида, именно оно не иссякает, не делается монотонным, а наполнено радостью постоянных открытий в познании духовного мира другого человека.
* * *
5. Общее дело, скрепленное едиными нравственными ценностями
Какие же объективные и субъективные факторы позволяют преодолеть моральное разобщение, одиночество, отчужденность людей, усилить их нравственное взаимопонимание, сопереживание общих ценностей, солидарность и коллективизм? Причем не только в широких социальных контактах, но п на «микроуровне» межличностного проникновенно искреннего общения? Какова важнейшая нравственно-психологическая перспектива развития личности в нашу исторически переходную эпоху – от капитализма к коммунизму? Каково значение подлинно гуманной нормативной этики в деле разъяснения каждому человеку его нравственных проблем и трудностей, в деле морально-психологического предотвращения (или разрешения) депрессивных, болезненных состояний морального одиночества, непонимания, замкнутости? Вот те, вполне правомерные, насущные вопросы, отвечая на которые марксистско-ленинское мировоззрение не оставляет камня на камне от пессимистических построений сторонников пресловутой антпидеи безысходности одиночества
При социализме отношение человека к труду выступает критерием моральности, достижения им общественного самоутверждения, признания, является прямым путем обеспечения подлинного личного достоинства. Трудолюбие рассматривается как высокое моральное качество личности, обеспечивающее справедливый способ достижения ею своих целей, интересов, потребностей. Оценка человека по его труду, утвердившаяся в общественном мнении,- это нравственно психологическая победа социализма. Коллективизм, нравственная ориентация устремлений личности на общественно полезное дело внутренне переплетаются с его высоким авторитетом. Вместе с тем общее моральное отношение к труду как ценности служит реализации конкретных ценностных ориентации людей и входит как важнейшая характеристика в социалистический нравственный идеал человека.
Конечно, оценка моральных достоинств личности по трудолюбию относительна, а не абсолютна. Впрочем, еще ни одной системе морали не удавалось обойтись при оценке личности каким-то одним, абсолютным показателем, с помощью которого можно было бы «измерить» все богатство ее нравственной жизни. Один-единственный показатель всегда оказывается ограниченным, недостаточным. Оценка по трудолюбию также неполна: ведь она не охватывает весь комплекс моральных качеств, свойств личности. Это особенно верно в нравственном смысле, ибо такие качества, как скромность, смелость, деликатность, вежливость, терпимость, чуткость и т. п., могут и не сочетаться с трудолюбием индивида. На первый взгляд бросается в глаза ограниченность оценки по трудолюбию, ибо за ее рамками остаются неучтенными многие важные нравственные свойства личности, в частности те, которые особенно важны для полноценного межличностного общения. Собственно говоря, первой нащупала этот факт советская публицистика, отразившая определенные сдвиги общественного мнения, усложнения циркулирующих в нем господствующих критериев моральности.
Отмечалась потребность в более полном, всестороннем понимании моральности поведения личности, недопустимость прямого перенесения нравственных оценок по результатам трудовой деятельности на внетрудовую сферу (семья, межличностное общение в свободное время и т. п.). По мнению Д. С. Авраамова, моральная оценка труда вообще оказывается делом не менее сложным, чем оценки других областей деятельности человека. Здесь есть опасность и гносеологического и этико-аксиологического плана: то подмена моральной оценки профессионально-деловой или, наоборот, подмена последней пустым морализаторством, то осуждение работника за стремление к вознаграждению, за отсутствие у него «чистого» альтруизма, то наделение «честного рубля» статусом высшего мерила достоинства личности, т.о воспевание только творческих видов труда, то тяга к пониманию моральности лишь через преодоление работником рутинных моментов труда, его тяжести, перенесения страданий и т. п.1
1 См.: Авраамов Д. С. С нравственных позиций. М., 1981, с. 60-68, 70-71.
Д. С. Авраамов убедительно показывает, что все эти «перекосы» и преувеличения моральных оценок в прессе появляются как результат неправильного понимания соподчинения ценностей в самом критерии труда, в его обусловленности коммунистическим гуманизмом.
Однако, несмотря на неполноту, моральная оценка «по трудолюбию» ухватывает на стадии социализма главное в нравственном отношении личности и общества; это не единственный показатель нравственных достоинств личности, но показатель, как правило, решающий. Он весьма эффективен, так как сочетает в себе массовые, типичные – причем как объективные, так и субъективные – признаки моральности личности. И дело здесь, конечно, вовсе не только в том, что трудолюбие, выражаясь в результатах созидательной деятельности человека, легче зафиксировать объективно. Но и в том, что трудолюбие оказывается в большинстве случаев связано с комплексом других положительных качеств человека, цементируя собой личность как нравственную целостность.
Гуманизм коммунистической морали требует всестороннего, чуткого отношения к человеку, всем его качествам и способностям. Коммунистическая нравственность никогда не ограничивала свое отношение к человеку только как к работнику. Подобное ограниченное, чисто утилитарное отношение к человеку имеет глубокий внутрепний нравственный изъян: оно оборачивается недооценкой многих моральных личных качеств, односторонним пониманием потребностей и интересов. Более того, при формализации оценки «по трудолюбию», когда хладнокровпо закрываются глаза на все иные нравственные свойства личности, ею нередко могут прикрывать бюрократически-равнодушное отношение к людям, безразличие к их нуждам, талантам, исканиям.