Антисуворов. Самые лживые мифы о Великой Отечественной
Шрифт:
И, что особенно важно, немецкие генералы в один голос заявляли, что Германия проиграла бы эту войну, причем в кратчайшие сроки. Аргументы защитников Чемберлена и Даладье – а их в то время было подавляющее большинство – насчет того, что Мюнхен спас Запад не только от войны, но и от поражения в войне, в частности, спас Лондон и Париж от полного разрушения в результате варварских бомбардировок люфтваффе, опровергают по двум последним пунктам те, кто знал положение дел лучше остальных, а именно сами немецкие генералы, особенно те, кто фанатично поддерживал Гитлера до самого конца.
Ориентиром для этих генералов служил Кейтель, беспредельно преданный Гитлеру и всегда принимавший его сторону. Когда в Нюрнберге его спросили, какова была реакция немецких генералов на подписание Мюнхенского соглашения, он ответил: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного столкновения, потому что… всегда
Военные эксперты союзников всегда считали, что немецкая армия прорвет рубежи чешской обороны. К показаниям Кейтеля, который утверждает, что все обстояло не так, нужно добавить свидетельство фельдмаршала Манштейна, ставшего впоследствии одним из крупнейших и талантливейших немецких военачальников. Когда он в свою очередь давал показания в Нюрнберге (в отличие от Кейтеля и Йодля, ему не грозил смертный приговор), то на вопрос о немецкой позиции по поводу Мюнхена ответил: «Если бы началась война, то ни наша западная граница, ни наша польская граница не могли быть защищены должным образом. Не вызывает сомнений, что если бы Чехословакия решилась защищаться, то ее укрепления устояли бы, так как у нас не было средств для их прорыва».
Йодль, считавшийся «мозговым трестом» ОКВ, пытаясь оправдаться в Нюрнберге, сформулировал это следующим образом: «Несомненно, что пять боевых дивизий и семь резервных, находившихся на нашей западной границе, которая представляла собой всего лишь огромную строительную площадку, не смогли бы сдержать натиска ста французских дивизий. С военной точки зрения это невозможно».
Если, как утверждают эти генералы, гитлеровской армии не хватало средств для прорыва чешских укреплений, если французские войска на западной границе значительно превосходили по численности немецкие, что делало ситуацию «непредсказуемой с военной точки зрения», если настроения среди генералов были столь мрачными, что даже начальник Генерального штаба готовил заговор против Гитлера, чтобы избежать безнадежной войны, то почему об этом не знали генштабисты Англии и Франции? Или знали? А если знали, то как случилось, что главы правительств Англии и Франции принесли в Мюнхене в жертву жизненные интересы своих стран? В поисках ответа на эти вопросы мы сталкиваемся с тайной мюнхенского периода, которая до сих пор не раскрыта. Даже Черчилль, особенно скрупулезный в военных вопросах, едва касается этой темы в своих объемистых мемуарах» (Ширер У. Взлет и падение Третьего Рейха. Том 1, М.: Воениздат, 1991. С. 460–461).
Добавить к этим словам нечего. Без участия И. В. Сталина и его «Ледокола революции» А. Гитлера была решена судьба мира в Европе. Решена Невиллом Чемберленом, который обладал уникальной для европейского политика информацией о противнике. Незадолго до сговора в Лондон приезжал Эвальд фон Клейст, рассказавший Черчиллю о планах германского генералитета осуществить военный переворот против Гитлера в случае начала войны между Третьим Рейхом и Чехословакией. Но Чемберлен не прислушался к немецкому генералу, приехавшему в Англию со столь щепетильной миссией, и чуть было не отдал его в руки ведомства Гиммлера. Шанс задушить фашизм в зародыше был упущен. В Европе разразилась невиданная по масштабам война, на Лондон падали бомбы и ракеты ФАУ. Невилл Чемберлен с позором ушел в отставку. Эвальд фон Клейст возглавил 1-ю танковую группу, наступавшую летом 1941 г. на Киев, после войны оказался в советском плену и в октябре 1954 года умер во Владимирском лагере, став единственным умершим на территории СССР немецким генерал-фельдмаршалом. К этим трагическим последствиям привела не советская и не французская политика, а действия господина Невилла Чемберлена. Если исходить из методологии В. Суворова, то запросто можно развить теорию о «ледоколе контрреволюции», которого вскормили для сокрушения СССР. Но не будем пускаться в домыслы. Произошло то, что произошло. И не стоит видеть во всем чей-то злой умысел. Действительность проще и оттого грустнее. Неверное представление о событиях, нежелание просчитывать ходы противника, простой страх перед жесткими решениями приводил к катастрофическим последствиям.
Говорить и писать в газетах можно все что угодно. «Ледокол» можно написать про любую страну. Возьмем, чтобы не повторять примеров из истории Франции и России, Австро-Венгрию. «Мы слышали, как ответственные лица Австро-Венгрии оценивали ее финансовую и экономическую мощь. Она не скрывалась и в прессе: «Вооружайтесь, вооружайтесь», – призывал военный писатель под псевдонимом Кассандра граждан монархии в своей статье «Вооружение Европы и Австрия». «Вооружайтесь для решительного
Нет другого средства для того, чтобы остаться великой державой. Для нас дело идет о существовании государства, об избежании экономического краха, который, несомненно, повлечет за собой распадение монархии. Для нас дело идет о том, быть или не быть. Наше тяжелое экономическое положение может быть улучшено только тогда, когда мы приобретем Балканы как исключительно нам принадлежащую колонию для сбыта нашего промышленного производства, вывоза излишка населения.
Вооружайтесь, вооружайтесь! Приносите деньги лопатами и тапками, отдавайте последний грош, сплавляйте кубки и серебро, отдавайте золото и драгоценные камни на железо. Предоставляйте ваши последние силы на вооружение неслыханное, какого еще свет не видел, ибо дело идет о последнем решительном бое великой монархии. Дайте ружье в руки отрока и вооружайте старца. Вооружайтесь беспрестанно и лихорадочно, вооружайтесь днем и ночью, чтобы быть готовыми, когда настанет день решения.
Иначе дни Австрии сочтены» (Шапошников Б. М. Мозг Армии). И далее в том же духе: «Пуанкаре в своей книге «Происхождение мировой войны» пишет: «Ко всем политическим мотивам, которые толкали Австрию на рискованный путь войны, нужно прибавить и те финансовые затруднения, которые возрастали с 1912 года благодаря вооружениям и повторным мобилизациям». «16 декабря 1913 года, – продолжает Пуанкаре, – Дюмен, наш посол в Вене, писал нам: «Австро-Венгрия находится в тупике, из которого она не знает как выбраться. Таким образом, ощущение, что народы двинутся к полям сражений, толкаемые непреоборимой силой, возрастает день ото дня…Мне кажется существенным отметить, что здесь пытаются приучить к мысли о всеобщей войне как к единственно возможному средству поправить финансы, которые пришли в полное расстройство после военных, правда, бесплодных напряжений, которые делались за последний год».
Когда слушается дело об убийстве, то принимается во внимание не то, кричал ли обвиняемый покойному «Убью!» по пьяной лавочке, а нечто более весомое. Например, показания свидетелей, отпечатки пальцев, трассологическая экспертиза. Так и с В. Суворовым. Он проваливает обвинение именно по основным пунктам доказательной базы (которые и громят антирезунисты). Позволю себе провести аналогию между событиями 30–40-х и хорошо знакомым большинству читателей фильмом «Место встречи изменить нельзя». Про Глеба Жеглова тоже можно сказать «но в главном-то он прав!»: у Ильи Сергеевича были побудительные мотивы для убийства Ларисы Груздевой – испортивший всех квартирный вопрос. Но внимательное рассмотрение обстоятельств дела, от «смятых стабилизаторами авиабомб» папирос «Дели» до времени футбольного матча, «подмывающих показания соседа», заставило усомниться в незыблемости логической цепочки, выстроенной Жегловым уже в первый день следствия.
Глава 16
Бессмертный подвиг. Война, которая была
Говоря о реальных событиях войны, Владимир Богданович пытается соблазнить читателя тайным знанием. Чтобы убедить массового читателя в правильности своих выводов, В. Суворов аппелирует к якобы известному ему тайному знанию, к «тайной истории», к секретным книгам в глубинах советских библиотек. Предполагается, что они содержат сокровенное знание, напрочь опровергающее написанные доступные широкой публике мемуары и открытые научные работы: «История, которую нам рассказывали, – это баллады для толпы, для широких народных масс, для непосвященных. А тут, за броневой дверью, за стальными решетками, за несокрушимыми стенами, за широкими спинами вооруженных автоматами часовых, за звериным оскалом караульных собак, за бдительным взглядом «Особого отдела», защищенная допусками, пропусками, печатями, учетными тетрадями, инструкциями по секретному делопроизводству хранится совсем другая история той же войны» (Самоубийство). Воспетая столь высоким штилем книга Сандалова была переиздана без грифа в 1989 году. Открываю страшную тайну: грифами закрывались и за спины часовых прятались работы, посвященные событиям 1942–1945 гг. Поэтому возникает простой вопрос к Владимиру Богдановичу: если в 1941 г. прятали «освободительный поход», то что же скрывали в последующие годы? Ответ на самом деле вполне тривиальный. Многие действующие лица операций и начального, и последующих периодов войны достигли в послевоенные годы вершин военной и политической власти и были не заинтересованы в широком освещении своей деятельности в 1941–1945 гг. В частности, Харьковская катастрофа 1942 года не в лучшем свете выставляет Н. С. Хрущева, а события лета 1942 г. на Южном фронте – министра обороны Р. Я. Малиновского. Не самые ласковые слова имеются в закрытых работах в адрес Главного маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова.