Антизомби

Иванин Александр Александрович

Мне не спалось. Я тихонько снял руку жены со своей груди, встал, оделся и вышел. На улице было прохладно, сквозило сыростью. Я услышал, как на нашу вышку полез очередной сменщик. На крыльце Палыча вспыхивал огонек сигареты.

— Палыч, чего не спишь.

— Не спиться.

— Пойдем, подежурим.

— Подожди, дай хоть оденусь. Я в трусах и телогрейке.

С Палычем мы вышли через четверть часа. К нам сразу подбежала черная лохматая собаки и подозрительно обнюхала. Потом из темноты появился патруль из трех человек. Мы поздоровались, перекинулись парой фраз и разошлись. Ветер колыхал верхушки деревьев. Автомат был холодный и мокрый. Прикосновение к металлу бодрило лучше кофе. Пахло весной. Этот замечательный запах портил легкий оттенок мертвецкой вони. Мелкий дождь накрапывал не переставая.

Мы шли и разговаривали, Палыч рассказывал бородатые анекдоты. Потом мы решили пойти разбудить Пантелея. Чего он будет спать, если мы тут бодрствуем? Это не правильно. В радиостанции зашуршало. Сообщили о звуке моторов и проехавшей машине с выключенными фарами. Это настораживало.

Пантелея нужно было точно будить. Лучше я буду живым параноиком, чем мертвым оптимистом.

Мы пошли действительно к Пантелею.

Грохнули взрывы и ударили выстрелы. Вышка у главных въездных ворот расцвела ярким огненным облаком. Следующим взрывом снесло ворота. Взрывы пошли один за другим с разных сторон. Я рванул к главным воротам и потащил за собой Палыча. Ожил ДШК на нашей вышке. От ворот раздался еще один взрыв. Что-то загорелось. Потом заполыхали две сосны на въезде. В неверном мечущемся свете пожара были видны бегущие фигуры и здоровенный автомобиль, появившийся в проеме взорванных ворот.

Практически одновременно вспыхнули перестрелки сразу в трех местах. Впереди раздался хлопок потом взрыв. Такой звук бывает, когда технику подбивают.

Ма–а-ать, перемать! Так это же на нашей короткой улочке стреляют. Я, пригибаясь, тащи Палыча за собой. Он вдруг вскинулся, и у меня над ухом затрещали короткие автоматные очереди. Впереди кинулись в разные стороны черные силуэты, огрызаясь очередями. Точно не наши. Они нас не заметили, и группа из пяти человек налетела прямо на нас. Я смотрел в сторону нашей улицы, а вот Палыч смотрел по сторонам — молодец. Если бы он не начал стрелять первым, то нас бы точно уже убили. Я поддержал его огнем. Впереди перед нами еще заметались тени в черном. Мы с Палычем упали за машину, стоявшую вдоль забора.

Мы завязались в перестрелке с таинственным отрядом. Я орал в рацию:

— Тревога! Нападение! Прорыв периметра! Стрелять всех, кто в черном.

В машину, за которой мы скрывались, ударила граната из подствольника. Плохо дело, я выбил три штакетины из забора и полез в палисадник.

— Палыч, держи их. Я с фланга зайду.

Не знаю, понял меня Палыч или нет, но он продолжал отстреливаться. Я пробежал в двух метрах от внутренней стороны забора до самого конца участка и перевалился через забор на другой участок. Кусты малины предательски затрещали, но обошлось — меня не заметили. По следующему участку я уже полз на четвереньках. Миновав кусты смородины, я спрятался за толстым стволом березы. Приподнявшись над землей, выглянул из-за дерева. Группа нападавших была на другой стороне дороги, он укрылись за беспорядочно стоящими поддонами с кирпичом. Огонь освещал черные спины. Я добрался вовремя. К поддонам, пригибаясь, подбежал вражина с гранатометом. Он положил трубу РПГ-7 на плече. Осколочно–фугасным бить собрался. Выстрелить ему я не дал. Новый магазин уже был в автомате. Какая хорошая штука коллиматорный прицел. Я резанул очередью по скучившимся врагам, целясь в первую очередь в гранатометчика. Он упал на бок. Я отскочил за дерево, меняя рожек. Хлопнул выстрел, все озарила вспышка реактивной струи, а потом сразу грохнул взрыв. Во все стороны полетели осколки и битый кирпич. Кто-то орал. С нашей улицы донесся гулкий треск ПКМ. Я побежал к дому прямо через участки, перескакивая или перелезая через заборы.

Бой шел везде. Очереди и одиночные выстрелы слились в канонаду. Работал ДШК с вышки. Других ДШК слышно не было. Мелкий противный дождь продолжался, как ни в чем не бывало.

Передо мной от удара распахнулась калитка. Троих врагов в черном я встретил автоматной очередью от живота. Последнему я со всей силы ткнул стволом в лицо. Они были в касках и бронниках. Остаток магазина я высадил на улицу в открытую калитку. Сделав три контроля из дробовика под шлемы упавших людей в черном, я побежал дальше. Оглянувшись на бегу, я увидел, как пулеметные трассеры рвут забор и калитку в том месте, где я только что находился.

Воткнувшись в узкий промежуток между забором и гаражом, я выглянул сквозь щель в заборе на улицу. Спиной ко мне в кузове пикапа стоял пулеметчик, он поливал очередями улицу и стоящие вокруг дома. Звук пулеметных выстрелов был мне не знаком. Стрелял он, скорее всего, из пулемета иностранного производства. Дистанция была пустяковая, но патроны к Калашникову у меня закончились. Подняв дробовик к плечу и прицелившись, нажал спуск пять раз подряд. Из спины пулеметчика полетели клочья одежды и кровь. Его бросило вперед, затем он упал назад криво скручиваясь всем телом. Шестой патрон я разрядил в голову, высунувшегося в отрытую дверь пикапа, водителя. Зачем он высунулся было непонятно, но участь его была решена. Наш банковский броневик выкатился откуда-то сбоку и встал рядом с пикапом. От Гошиной машины валил дым. Башня вращалась. Пулемет бил короткими и длинными очередями. А вот так ствол можно быстро запороть. Интересно, кто сейчас стреляет. Я выскочил на свою улицу. Около дома Палыча шел бой. Наши прятались за разбитым автомобилем, они стреляли сразу в обе стороны улицы. Я побежал через рощицу вдоль забора железной дороги, огибая место боя, чтобы зайти в тыл нападавшим, но внезапно и неожиданно для себя самого остановился, притаившись за сросшимися липами. Интуиция меня не подвела. В темноте показались бегущие фигуры. Оказывается, не я один намерен с тыла или во фланг ударить. Я как можно тише поставил в дробовик новый магазин на двадцать патронов и аккуратно передернул затвор. Ну, вот и пригодилась дубинушка, спасибо тебе Белов. Нервы были на пределе. Я не шевелился, выбирая слабину спускового крючка. Они

поравнялись со мной. Я дернул спуск. Стрельба велась практически в упор. От мощного патрона и крупной картечи в упор броники их не спасут. Они даже понять не успели, откуда стреляют. Я скакал из стороны в сторону и стрелял, стрелял, стрелял. После последнего выстрела из дробовика я достал берету и стал стрелять в спины двух убегающих врагов. Упали оба. Тут передо мной вырос детина в черной форме. Меня ослепила вспышки пистолетных выстрелов. Он в меня не попал. Я сбил его на землю, и мы начали бороться. Он был сильнее и хорошо подготовлен. Буквально сразу он подмял меня, но то была схватка насмерть. Правил и запрещенных приемов тут не было. Я задергался во все стороны как червяк и попытался ткнуть его пальцами в глаза, но промахнулся, сбив костяшки о край каски. Я дернул каску за козырек, закрывая ему лицо. Он попытался ударить меня головой. Тут мне под пальцы подвернулось ухо. Вцепившись и выкручивая ухо со всей силы, я развернулся, мне удалось выкрутиться из под туши. Он орал и пытался вывернуть мне руку, но я не отпускал. Вцепившись зубами в его шею, я сжал зубы их до такой степени, что у меня затрещало в ушах. Вонючий пот и кровь во рту. Я деру шею жертвы как собака. Он орет, пытается подняться. Край его каски постоянно бьет меня в лицо. Он сбрасывает меня и вырывается, в моем рту остается кусок кожи и жира. Он вскакивает, но падает оступившись. Я, стоя на коленях, хватаю с земли какой-то ствол, по все видимости дробовик, и со всей силы бью им по поднимающемуся врагу, по голове, по рукам и куда придется. Я задыхаюсь. Холодный воздух разрывает разгоряченные горло и легкие. Я бью и бью, все снова и снова. Слышится хруст костей. Враг переворачивается на живот и пытается ползти. Я бью его несколько раз по шлему, он затихает. Достаю нож и втыкаю его в основание шеи слева, в ямку между ключицей и лопаткой. Так я должен перерезать ему сосуды сердца. Горячая кровь толчками выплескивается из глубокой раны. Наверное, попал. Я сажусь рядом с ним на землю. Схватка вымотала меня. Скорее с помощью шестого чувства нахожу беретту и вставляю новый магазин. Дальше нащупываю на земле трупы по очереди и делаю контроль каждому в голову. Некоторые живы, но тяжело ранены. Обшариваю трупы, нахожу полные рожки для калаша. Свой автомат узнаю на ощупь по коллиматорному прицелу. Рожки сую в пустую разгрузку. Вепрь пропал куда-то, не могу его найти. Я снова слышу выстрелы из ДШК, да еще и не из одного. Выбив ворота двора Беловых, по улице ездит наш танк–Урал. Тяжело поднимаюсь и, качаясь, иду в сторону парка. По дороге натыкаюсь на одного из убегавших, он корчится на земле. Вгоняю ему в глазницу нож до середины лезвия. Хрустнул череп, он уже не стонет, а просто дергается в агонии. Потом второй. Этот, кажется, мертвый, но я все равно бью его ножом в глазницу, в самый мозг. Нож чуть не застревает. Его приходится раскачивать и выдергивать с усилием.

Я вышел к забору периметра. Пробиты ворота и есть еще дыра в дольнем конце забора, практически около железобетонной плиты ограждения железной дороги. Полосы металлической высечки торча в разные стороны. Наверное, через эту дыру прошла группа на которую я наткнулся. Сквозь дыру впереди виднеется что-то массивное. Внимательно осмотревшись пролажу на другую сторону. Через пятнадцать метров натыкаюсь на здоровенный джип и четверых раненых в черной униформе за ним. Еще вижу и склонившегося над ними человека без шлема. Он, подсвечивая себе фонариком, перевязывает раненых, что-то бормочет, но я ничего не могу разобрать. Я бью его прикладом по голове. Он кулем валится на раненных. Раненых добиваю ножом. С другой стороны джипа стоит боец в черном с перевязанной головой, держа на прицеле проем ворот. Контуженный, наверное. Я стреляю ему из беретты в голову. Его кидает на капот и он падает на землю боком, утягивая за собой пулемет. Я оглядываюсь по сторонам. Вроде ничего подозрительного. Устанавливаю пулемет снова на капот джипа и приникаю к толстой трубе прицела. Ба!!! Да я сегодня в любимчиках у судьбы. Прицел ночного видения. И как это он меня не заметил когда я сюда шел.

В проеме появляются грамотно отступающие бойцы противника. У нас ни у кого нет такой формы. Броники, каски, разгрузки. Все как положено. Несут с собой раненых и тащат убитых. Выбрав удобный момент, с великим злорадным удовольствием нажимаю на спусковой крючок. Полосую их очередями сначала длинной, а потом короткими. Они начинают укрываться за деревьями и забором. Прохожусь несколькими длинными обстоятельными очередями по забору. Есть контакт. Слышу сдавленный крик. А вот нечего прятаться за тонким металлом. С другой стороны ударяет очередь из ДШК. В зеленом свете ночника вижу, как выплывает наш самодельный танк.

Ох! Ё! Падаю за джип, утаскивая с собой пулемет. Длинная очередь из ДШК прошивает джип насквозь. У одного из мертвых раненых голова разлетается как переспелый арбуз. Попавшая пуля отбрасывает тело санитара. Я врастаю в землю.

Загораются фары искатели. Слепящий свет галогеновых ламп режет черноту ночи на куски.

— Есть кто живой! Сдавайся! Сдавшимся в плен, обещаем жизнь!

Ну, таких обещаний в Лукиновке надавали почти пятьдесят. Голос знакомый.

Переворачиваюсь на спину и ору:

— Свои, свои! Не стреляй! Палыч, Пантелеев, Степан, выручайте.

Слышу звук двигателя и шум колес. Раздается громкий треск костей. Наверное, на труп наехали.

Натужно сипят тормоза. Нестерпимо яркий луч искателя упирается в меня.

— Генерал, ты живой!

Ну вот, месяца не прошло, как майором стал, а теперь уже до генерала дорос.

— Да живой вроде.

— По тебе не скажешь. Ты ж в кровище весь.

Чьи-то руки поднимают меня с земли. Это Николай.

— Привет, Тында!