Антология «Дракула»
Шрифт:
Вчера вечером меня снова охватило это пугающее чувство. Я только что закончил заносить в каталог содержимое верхних полок, расположенных в западной части библиотеки, передвинул на место металлические лестницы, как вдруг почувствовал, что кто-то смотрит мне прямо в спину. Паника захлестнула меня, волосы на затылке встали дыбом, как если бы через меня пропустили разряд тока, но невероятным усилием воли я заставил себя спокойно продолжать заниматься делом, и наконец, как будто между прочим, я обернулся и посмотрел туда, где, по моим представлениям, должен был стоять таинственный наблюдатель.
Конечно, ничего видимого, материального там не было, но ощущение чьего-то присутствия сохранилось. Очень медленно я двинулся через огромный зал, прошел мимо камина, огонь там уже почти погас, и лишь тусклые сполохи света освещали путь; вскоре я оказался возле витражных окон, расположенных
Таким образом, передо мной возникла новая проблема: я был наслышан о том, как быстро зима вступает здесь в свои права. Как только начинают кружить снежные бури, дороги становятся непроходимыми и покинуть замок раньше конца весны практически невозможно. А до этого еще целых семь месяцев. Я ощутил себя заключенным. С тяжелой головой я вернулся в свое кресло у камина, стараясь успокоиться и не паниковать раньше времени, открыл книгу и снова углубился в чтение.
Должно быть, я задремал, поскольку все увиденное мною после этого можно объяснить только временным помутнением разума, вызванным расстройством желудка после чересчур обильного обеда. В дальнем углу библиотеки стоял граф, одетый в прорезиненный плащ. Казалось, он сильно взволнован, ему не по себе, как будто бы он пытался о чем-то договориться с самим собой. Наконец он принял решение и решительно направился ко мне, скользя по комнате, подобно кораблю, рассекающему просторы спокойных морских вод. Струящийся позади него поток всколыхнулся меховой волной, и я обнаружил, что за ним следуют сотни крыс, плавно перетекающие со столов на стулья и на пол, едва различимые в полумраке. Грызуны внимательно наблюдали за мной своими черными глазками-бусинами. Приблизившись к моему креслу, они окружили его большим кругом и замерли, будто ожидая сигнала. Но сигнала все не было, и тогда они неистово набросились друг на друга, более сильные разрывали мягкие упитанные животы своих слабых собратьев, ковер на полу стал черным от крови, а библиотека наполнилась леденящим кровь писком…
Внезапно я проснулся. Рубашка прилипла к телу, она была насквозь мокрая, как будто я нырнул в воду прямо в одежде. Книга, которую я читал, прежде чем уснуть, валялась на полу у моих ног, разорванная на части. Золотое распятие, вместо того чтобы быть, как всегда, у меня на груди, свисало с подлокотника кресла, застежка его была сломана так, что отремонтировать ее не представлялось возможным. С этой ночи я решил ужинать в более раннее время.
Из дневника Джонатана Харкера, 22 сентября…
Погода стала еще хуже, а от графа до сих пор нет никаких вестей. Клав тоже ничего не знает о своем хозяине.
Дни становятся все короче, и замок безвозвратно погружался в непроглядный сумрак, лишая меня последней надежды. В небе неспокойно, темные тяжелые тучи, полные дождя, медленно устремляются на запад. Библиотека занимает все мое время. Она, словно сложная модель оригами, каждый раз принимает новые формы и конфигурации. Как только я начинаю думать, что четко представляю себе ее размеры, тут же внезапно появлялись новые экземпляры, достойные как восхищения, так и порицания. Вчера я начал разбирать стеллаж, где находятся навигационные чертежи и карты. Взбираясь по лестнице, чтобы достать один увесистый том, я случайно на что-то нажал, тем самым привел в движение скрытый механизм откидной дверцы из красного дерева, встроенной в задней части полки. Дверца открылась, и моему взору явились еще сотни спрятанных томов.
Я аккуратно достал новые книги и разместил их на полке согласно разработанной мною системе. Только после этого я стал изучать их.
Далее я вынужден позабыть о присущей мне скромности и деликатности: все эти книги можно отнести к эротической литературе. Они настолько откровенно иллюстрированы, полны столь шокирующих подробностей и описаний потаенных желаний, присущих человеческой натуре, раскрытых в такой откровенной, а порой и распутной
После того как Клав покинул комнату, я заметил, что одну из этих книг не успел убрать на полку. Во многом она была похожа на остальные, ее целью было пробудить потаенные чувства и желания, а не давать читателю практические советы относительно физической стороны брака. По мере того как я переворачивал страницу за страницей, воздух в комнате накалялся, меня бросило в жар, и я был вынужден отойти от камина. Иллюстрации были немыслимо бесстыдны. То, что там было изображено, едва ли можно было воплотить в жизнь, даже находясь в самом дремучем и темном лесу, здесь же все было откровенно представлено при ясном дневном свете. Но еще больше шокировало меня то, что книга эта была на английском и издана в Лондоне, по-видимому для иностранных покупателей.
Изучая книгу, я вновь почувствовал чье-то присутствие, на этот раз ощущение было настолько явным, что я уловил едва заметный запах — сладковатый аромат духов, похожий на «Пламя роз», душистую туалетную воду, которую моя дорогая Мина так часто наносила на свою нежную кожу. Аромат духов и воспоминания о доме окутали меня, я почувствовал легкую слабость и головокружение. Мне показалось, что я вижу леди — нет, девицу, — она стояла на лестнице недалеко от окна.
Она была высока, стройна и удивительно хороша собой: темно-рыжие волосы волнами ниспадали до тонкой талии, рассыпаясь по спине, прикрытой зеленым шелком полупрозрачного платья, на шее переливались драгоценности, а вот на ногах совершенно ничего не было. Она стояла, повернувшись ко мне левым боком, поэтому я не мог не заметить совершенной формы ее груди, медленно вздымавшейся в такт дыханию, будто она намеренно провоцировала меня, привлекая к себе внимание. Это могло показаться вульгарным и неподобающим, но оказалось лишь легким флиртом по сравнению с тем ошеломляющим эффектом, который она сумела произвести, повернувшись ко мне лицом: ее платье было обрезано спереди чуть ниже талии, являя сторонним взорам… мм… потаенные уголки женского тела. Обескураженный ее бесстыдством, мысленно задаваясь вопросом, здорова ли она, я понял, что совершенно не способен двигаться, когда она приблизилась ко мне. Склонившись над креслом, она скользнула пальцами правой руки под мою рубашку и начала расстегивать пуговицы, вырывая каждую из них с корнем; со всей ясностью я понимал, насколько близко ко мне находится ее обнаженное тело. После этого она пропустила руку за ремень моих брюк, крепко сжала увеличившееся против желания мое мужское естество и обнажила его, не обращая внимания на отлетевшие в сторону пуговицы. Когда я понял, что она собирается приблизиться губами к средоточию моей мужественности, все мое существо восстало против этого.
Внезапно раздался полный ярости крик, женщина, охваченная страхом и гневом, отступила назад, и я тут же проснулся, обнаружив, к своему огромному стыду, что вся моя одежда находится в полном беспорядке.
Из дневника Джонатана Харкера, 7 октября…
Опять идет снег. Все за окнами скрыто непроницаемой белой завесой. Из окна своей спальни я часто наблюдаю за дорогой, ведущей к замку, с каждым днем она все больше скрывается под толщей снега. Если граф не вернется в самое ближайшее время, я просто не представляю, как смогу уехать отсюда. Полагаю, можно было бы попросить, чтобы за мной приехал экипаж из ближайшей деревни, но боюсь, что такое своеволие может обидеть хозяина, который может вернуться со дня на день.
Я беспокоюсь о моей дорогой Мине. Уже больше месяца я не получал от нее никаких известий, но, если быть до конца откровенным, я отчасти даже рад своему невольному заточению, поскольку библиотека продолжает раскрывать секреты и указывать пути, по которым, я уверен, ни один англичанин никогда прежде не проходил.
Не хочу показаться смешным и сверх меры увлекшимся мистикой, но кое-что все же не дает мне покоя. Вот над чем стоит задуматься: каждый мой день похож на предыдущий, я исследую книги в библиотеке, систематизирую их и заношу в увесистый гроссбух. Однако с наступлением ночи, когда я, плотно поужинав, удобно устраиваюсь в уютном кресле перед камином и углубляюсь в чтение выбранной книги, меня охватывает легкая дремота, я погружаюсь в легкое полузабытье… и тогда со мной, то ли во сне, то ли наяву, начинает происходить что-то невероятное, пугающее и ошеломляющее, такое, что мне сложно даже описать это.