Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
Инихов, Можайский.
Чулицкому М. Ф. собственные руки, срочно, важно: убийство, серия; Можайский полагает устранение свидетеля, даже соучастника. Совещание — кабинет Можайского по прибытии.
Инихов.
Михаил Фролович! Офицерская [25] — не слишком удобно. Дал себе вольность собрать у меня. По прибытии — ждем.
Можайский».
12
Далеко за полночь вокруг стола в кабинете Можайского расселись все участники «экстренного совещания»: сам Можайский, его старший помощник Вадим Арнольдович Гесс, поручик Николай Вячеславович Любимов, начальник Сыскной полиции Михаил Фролович Чулицкий,
25
25 На Офицерской улице (ныне улица Декабристов), в доме 28 (здание Казанской полицейской части) помещалась Сыскная полиция.
Мякинин выглядел совершенно пьяным: несколько часов в тёплом вагоне поезда доконали его так, что ни поездка в открытом экипаже от вокзала до участка, ни крепкий горячий чай с лимоном, влитый в него по прибытии, не оказали на его самочувствие практически никакого влияния. Он квело сидел на стуле, клевал носом, время от времени похрапывал и «благоухал» удушающим «ароматом» перегара — самогон жандармского офицера оказался особенно вонюч не только в «свежем» виде.
Гесс и Любимов разложили подле себя пухлые папки, причем папка Гесса, набитая фотографическими снимками, вызывала особенное любопытство: до сих пор никто не видел, чтобы копии документов представлялись таким образом и в таком количестве.
Инихов устроился рядом с Чулицким: Чулицкий выглядел одновременно заинтригованным и недовольным. По дороге с вокзала он с интересом выслушал рассказ своего помощника о поездке в Плюссу и о сделанных в ней страшных открытиях, но ни рассказ, ни сбивчивые объяснения Инихова так и не убедили его в необходимости отказаться от отдыха ради полуночного совещания. С одной, конечно, стороны, репутация Можайского была такова, что пренебречь приглашением пристава было бы глупо. Но с другой, дело о безголовом трупе, благополучно опознанном, не казалось Чулицкому каким-то из ряда вон: пока что он видел в нем, безусловно, зверское, но все же просто убийство. Это убийство еще предстояло раскрыть, но причем тут серия? Инихов — то ли следуя просьбе Можайского, высказанной еще на станции в Плюссе, то ли и впрямь и сам не до конца поняв, что же такого Можайский обнаружил — рассеять сомнения Чулицкого не смог. И теперь начальник Сыскной полиции, сидя рядом со своим помощником, поглядывал на всё не слишком приязненно.
Можайский сидел на своем обычном месте, разве что телефон подвинул поближе: прямо в эти минуты в покойницкой полицейского дома Васильевской части проходило исследование доставленных с вокзала прямиком в нее тела и головы Мякинина-младшего. Михаил Георгиевич, врач, в обязанности которого вообще-то подобные процедуры не входили, но который был дружен с Можайским и уже поэтому готов был оказать ему хотя бы и чрезвычайную услугу, выслушал предположения пристава с изумлением, граничившим с недоверием, но пообещал сделать все возможное для их подтверждения или, напротив, опровержения. Работал Михаил Георгиевич быстро, поле поисков было невелико, так что вот-вот мог раздаться звонок, и в руках Можайского оказался бы еще один довод в пользу его теории.
А покамест Юрий Михайлович озвучил преамбулу: изыскания Сушкина, направление поисков, заданное Гессу и Любимову, опыт прославленного ученого Федора Фомича (услышав это имя, Алексей Венедиктович разлепил опухшие глаза и пробормотал что-то вроде «как же, как же»), странные обстоятельства пожара на молжаниновской фабрике и не менее странная настойчивость расследовавшей пожар комиссии, с каковой настойчивостью эта комиссия утверждала не слишком последовательное мнение. Наконец, Юрий Михайлович изложил статистические
— Можно согласиться с такой характеристикой, если имеются надежные свидетельства. Кухарка, скажем, сознается в том, что бросила на уголь незатушенную щепку. Или, предположим, пьяница, — все невольно покосились на Алексея Венедиктовича, — каким-то чудом уцелевший в устроенном им пожаре, честно ответит на вопрос: да, мол, это я виноват — курил в постели. Наконец, старушка слабосильная поведает, как выронила из дряхлых рук зажженную лампу. Но сколько наберется таких свидетельств к общему числу пожаров?
Можайский замолчал и обвел присутствующих улыбающимся взглядом. Чулицкий, с каждой минутой становившийся все более недовольным — его лицо во время «лекции» Можайского вытягивалось все больше и больше, — хмуро поинтересовался:
— И сколько?
— Не знаю.
Чулицкий приоткрыл рот и ошарашено посмотрел на Можайского.
— Не знаете? А зачем тогда…
Можайский улыбнулся — губами:
— К сожалению, у меня не было времени побеседовать с Митрофаном Андреевичем [26] или с Иваном Игнатовичем [27] , но готов поставить тельца против яйца — только не воспринимайте это буквально: тельца у меня нет, — что таких случаев наберется совсем немного. И вы, конечно, понимаете, почему.
26
26 Полковник М. А. Кирилов — брант-майор пожарной команды Петербурга.
27
27 Исправлявший должность брантмейстера Васильевской части не имевший чина Жидейкин И. А.
Чулицкий чуть не через силу согласно кивнул:
— Ни одно страховое общество не выплатит компенсацию после такого рода признаний.
— Вот именно. А значит, логичным будет предположение, что бо?льшая часть и таких происшествий — лампы, уголь и так далее — должны относиться к причинам подозрительным. При условии, конечно, что мы вообще согласны подходить к расследованиям пожаров с известным и заведомым подозрением, а не с желанием спихнуть их на случайное и несчастное стечение обстоятельств. Поджоги…
Чулицкий, уже решительно и совершенно не скрывая неудовольствия, перебил Можайского:
— Юрий Михайлович! Всё это, согласен, чрезвычайно интересно и даже, буде вы когда-нибудь решите изложить все это на бумаге и войти в сношение с надлежащими чинами, может стать предметом для изучения и — я готов и это допустить! — причиной изменений в системе расследований и оценок подоплек пожаров, но какое, во имя Бога, это все имеет отношение к нам? Как это все связано с убийством Мякинина, ради чего, полагаю, мы здесь и собрались? Ведь не ради лекции о пожарах вы нас пригласили? В конце концов, при всем моем к вам уважении…
— Михаил Фролович, — Можайский не только не обиделся на резкую критику начальника Сыскной полиции, но и отнесся к ней с сочувствием, так как и в самом деле преамбула ни на первый, ни на более пристальный взгляды не казалась хоть как-то связанной со зверским убийством гимназиста. — Михаил Фролович, я всё поясню, имейте терпение.
— Уж постарайтесь, Юрий Михайлович, — тон Чулицкого по-прежнему был ворчливо-недовольным, но выражение лица заметно подобрело. — А то ведь это уже ни в какие ворота. Ночь на дворе, и…
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
