Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
— Вот именно. Доктор?
Михаил Георгиевич подтвердил:
— Работали скальпелем и очень уверенно. Зная, как отделить голову, и зная, что, в сущности, это совсем несложно.
— Значит, именно медики?
— Скажем так, — доктор, соглашаясь — ведь именно о том же размышлял и он сам, — все-таки проявил профессиональную сдержанность. Профессиональную не в том смысле, что у него имелись сомнения, а в смысле этическом: уж очень это казалось Михаилу Георгиевичу омерзительным — чтобы врачи занимались такими вещами. — Скажем так: люди, хорошо знакомые с анатомией, каковое знакомство проще всего получить в анатомическом театре.
Тавтология доктора была принята с пониманием.
Некоторое — непродолжительное — время никто ничего более не говорил. Часы, отмерив очередную минуту, пробили
Можайский решительно собрал со стола разбросанные по нему фотографии и бумаги, разложил их по папкам, засунул сами папки в выдвижной ящик, сбросил в корзины тарелки, пустые бутылки и остатки еды — холодная буженина так и осталась практически нетронутой — и, разлив по стаканам без счета уже очередную бутылку и так же, как и ее товарок, отправив ее в корзинку, сказал:
— Думаю, господа, пора подвести итог.
— Негусто же нам подводить, Можайский, совсем негусто! — К Чулицкому, похоже, вернулось настроение ворчать не по делу и видеть всё в более мрачных цветах, чем это было на самом деле. — Впустую, можно сказать, угробили ночь!
— Напротив, — Можайский, не реагируя на само ворчание, отреагировал строго по существу. — Итоги внушительные.
— Неужели?
— Судите сами.
Инихов дернул своего начальника за рукав. Чулицкий скривился — «Да ну вас всех!» — и взялся за стакан.
— Итак, вот что мы имеем. Первое: Кальберг, оба Мякинина, неизвестный нам, но явно проживающий или имеющий постоянную контору здесь, в Васильевской полицейской части [120] , компаньон Кальберга, пожарные чины на действительной службе — установить их личности не составит труда — и неизвестные медики или медик. Это — преступники. Кальберг — обеспечение страховыми премиями. Его неизвестный компаньон — клиентура. Пожарные — поджигатели и укрыватели улик, свидетельствующих о поджогах. Медики — препарат и работа в тех случаях, когда в силу чего-либо требовалось их прямое участие: как, например, после убийства Мякинина-младшего. Мякинин-младший — непосредственный убийца непосредственно тех жертв, ради устранения которых всё дело и было затеяно. Роль Мякинина-старшего пока неизвестна. Таким образом, за исключением разве что незначительных, на мой взгляд, деталей, всё оказывается достаточно просто и ясно: структура организации, принцип ее функционирования, извлечение дохода. Второе: заказчики преступлений. Эти все нам тоже известны. Третье: что делать?
120
120 Можайский имеет в виду территориальную единицу Петербурга, то есть сам Васильевский остров.
Чулицкий оторвался от стакана:
— Полагаю, работать наконец?
Проигнорировав ворчание начальника сыскной полиции, Можайский ответил на собственный вопрос:
— У нас есть два главных пробела, которые нам, в первую голову, и необходимо заполнить: установить личность компаньона Кальберга и личности медиков. Первое, Михаил Фролович, явно по вашей части.
Чулицкий — все-таки, прежде всего, он был профессионал, а не ворчун — ухватил мысль Можайского, как говорится, с полуслова:
— Да. Мы сегодня же возьмем одного-двух из этих… гм… человеконенавистников и — уж будьте уверены — узнаем у них, к кому они обращались. Ставлю тельца против яйца, что личность, как вы его называете, компаньона Кальберга мы установим еще до вечера. Во всяком случае, если они обращались к нему напрямую. Если же нет, и в деле появится кто-то еще, то выйдем, таким образом, на этого типа и уже тогда через него на «компаньона». В любом случае, этот… мерзавец от нас никуда не денется.
— Очень хорошо. — Можайский удовлетворенно кивнул. — Теперь — медики. Полагаю, этим займемся мы. Для чего побеседуем
— Из «Анькиного» что ли?
— Совершенно верно. Я уже послал ему весточку, чтобы он покопался в своей памяти: наверняка этот отзывчивый человек… — все разом усмехнулись, но с уважением, а не с осуждением, — что-нибудь припомнит. Не может быть так, чтобы кто-то из Мякининых не попадался ему на глаза в чьем-нибудь обществе. Или, если уж не ему на глаза лично, то кому-нибудь еще. В общем, уверен: зацепки найдутся.
Эту уверенность Можайского, которая современному читателю могла бы показаться странной и не очень-то обоснованной, разделяли, похоже, все. Как бы там ни было, никто не выразил сомнения в том, что только одна беседа с владельцем «Анькиного» кабака могла оказаться достаточной для получения зацепок. Как никто не выдвинул каких-то других предложений — другое направление поиска или что-то подобное, что могло бы повысить шансы или ускорить ход следствия. Все-таки репутация Петра Николаевича и впрямь — и, надо сказать, совершенно заслуженно — имела в определенных кругах нешуточный вес!
— Далее. Что делать с пожарными? Установить-то их личности мы установим, причем в ближайшие, полагаю, час или два… Да вот, — Можайский посмотрел на поручика, — если Николай Вячеславович окажет нам всем любезность и тотчас возьмется за дело, то список будет готов… Сколько вам потребуется времени?
Поручик, привстав со стула и наклонившись вперед, бросил выразительный взгляд на ящик стола, в который Можайский давеча спрятал папки с документами. Можайский спохватился, вынул из ящика папку с фотографиями из «Неопалимой Пальмиры» и вручил ее поручику.
— Думаю, часа хватит.
— Отлично. Тогда остается решить: что же мы с ними будем делать? Имеет ли смысл брать их сразу?
Инихов и Чулицкий переглянулись. Сергей Ильич прищурился:
— Предлагаю так: прежде чем браться за них, побеседую-ка я с Митрофаном Андреевичем [121] . Во-первых, негоже за спиной брандмайора его людей арестовывать. А во-вторых, Митрофан Андреевич — человек рассудительный. Он и сам подскажет: что, как и почему. Согласны?
121
121 Полковник (чуть позже описываемых событий произведен в чин генерал-майора) М. А. Кирилов (1844 —?) — брандмайор Петербурга в 1898–1906 годах. Принятый поначалу в штыки как чинами пожарной команды, так и городскими обывателями, за несколько лет сумел реорганизовать столичное пожарное дело, оснастить пожарные части самым современным оборудованием, превратить пожарную команду Петербурга в одну из лучших в Европе. Несмотря на несколько случившихся при нем трагичных происшествий с гибелью множества людей, пользовался заслуженным уважением и стал, без преувеличения, самым почитаемым и любимым начальником пожарной службы за всю ее историю. Известен также нововведениями, полностью перевернувшими быт нижних чинов пожарной команды: при нем были улучшены казарменные помещения, питание, введены различные развлечения — игры, читальни и т. д. Награждение нижних чинов за проявленные мужество и смекалку стали регулярными, причем помимо собственно медалей в практику было введено и вручение ценных подарков: серебряных часов с именной гравировкой и т. п.
Можайский согласился:
— Вполне. — И, обратившись к поручику: «Как только список будет готов, передайте его Сергею Ильичу». — Вы подождете, Сергей Ильич, или список доставить на Офицерскую?
Инихов мгновение поколебался.
— Нет, ждать я не буду. Но и на Офицерскую не отсылайте. Вот что: отправьте его часикам, скажем, к десяти на Большую Морскую [122] . Там он более всего кстати придется. Надеюсь, что в десять и я там буду.
Если бы глаза Можайского могли не только улыбаться, в них, возможно, появилось бы сочувствие. Во всяком случае, нотки сочувствия появились в его голосе:
122
122 Большая Морская, 22. По этому адресу во время описываемых событий находились квартира и приемная М. А. Кирилова.