Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
«Вот именно: совсем ничего!»
«Но… разве это законно?»
Выражение лица Молжанинова немного смягчилось, а его взгляд чуточку потеплел. Вероятно, мое искреннее сочувствие нашло отклик в его сердце:
«Представьте себе, Вадим Арнольдович, я тоже было решил, что такое завещание законным быть не может. Я даже пытался его опротестовать! Но…» — Молжанинов обреченно, как будто вновь переживал прошедшее, махнул рукой. — «…без всякого результата. Суд принял сторону моего покойного отца, а не мою. И я в одночасье остался без средств к существованию!
Я покачал головой:
«Да, могу представить… а что за мечта такая?»
Молжанинов вздохнул:
«Думал я в Америку поехать. В Южную. Экспедицию хотел организовать… да куда там!»
И тут меня осенило:
«Постойте! — прищурился я. — Так вот почему вы связались с Кальбергом!»
Молжанинов тоже прищурился:
«Отчасти — да».
«Отчасти?»
«Именно: отчасти. На Кальберга я вышел еще до того, как… нет, — сам себя оборвал Молжанинов, — этого я вам сказать не могу: извините. Но все же правда в вашем предположении есть: я действительно связался с Кальбергом отнюдь не из лучших побуждений и, в принципе, в полной уже готовности творить не самые хорошие дела. Я — вы понимаете? — верил, что иного выхода у меня нет. Меня, как я полагал, само безумное устроение нашего общества толкнуло на преступный путь. С чего бы вдруг я стал жалеть это общество? Но уже вскоре всё круто изменилось».
Я внимательно смотрел на Молжанинова и видел, что он не лгал. Но что он имел в виду, говоря о каких-то изменениях?
«Что вы имеете в виду?» — спросил я.
Но Молжанинов только головой опять покачал:
«Этого я не могу сказать».
«Но, — воскликнул я, — получается, вы вообще ничего не говорите! А ведь обещали!»
«Я, — возразил Молжанинов, — обещал обрисовать свое положение, и — так мне кажется — свое обещание выполнил. Пусть и несколько по-другому: не так, как мы с вами, Вадим Арнольдович, предполагали… не рассказом то бишь о моих бедствиях и приключениях, а…»
Молжанинов замолчал, но я его понял: он имел в виду нашу странную беседу о допотопной живности.
«Но этого мало!» — мой тон стал требовательным, однако это на Молжанинова не произвело ровно никакого впечатления.
«Говорю же вам, — спокойно ответил он, — не в моей компетенции рассказывать вам то, что вы хотите узнать. Пусть даже это именно то и есть, что могло бы для вас прояснить ситуацию».
Я посмотрел на часы.
«Время уходит!»
«Да», — согласился Молжанинов, — «времени у нас уже почти что нет!»
«Тогда ответьте хоть вот на что: как получилось, что Талобелов оказался у вас?»
Старик и Молжанинов обменялись взглядами.
«Нет, — сказал Молжанинов, — этого я тоже раскрыть не могу».
«А Брут? Брут как-нибудь связан…»
Я запнулся: в моей голове закрутилась лихорадочная мысль.
Молжанинов насторожился:
«Связан с… чем?» — спросил он, этим своим «чем»
«Не с чем, — тогда воскликнул я, — а с кем!»
Губы Молжанинова сжались.
Талобелов сделал шаг ко мне.
Я невольно вжался в спинку кресла. По моей спине уже в который раз побежали мурашки. Рука сама опустилась в карман, пальцы нащупали револьвер.
Молжанинов пододвинул к себе тарелку с огурцами.
«С кем, говорите…» — пробормотал он, покручивая тарелку на столе. — «С кем…»
Талобелов сделал еще шаг.
Внезапно Молжанинов схватил тарелку таким движением, словно собирался швырнуть ее в меня, и, очевидно, так оно и было! Но тут раздался резкий звонок. Тарелка замерла. Огурцы полетели с нее — назад, на самого Молжанинова.
Молжанинов чертыхнулся, поставил тарелку обратно на стол и принялся обмахивать себя салфеткой.
Талобелов снял трубку внутреннего телефона.
«Да?» — спросил он. — «Понял!»
«Ну?» — Молжанинов.
«Зволянский явился».
Я почувствовал облегчение.
Молжанинов кивнул и поднялся на ноги. Талобелов же засобирался прочь:
«Негоже, чтобы Сергей Эрастович меня увидел!»
Я, вполне уже придя в себя, изумился:
«Да ведь я-то вас видел!»
Талобелов усмехнулся:
«Эка невидаль! Не обижайтесь, сударь, но вы — птица полета невысокого. Мало ли что вам могло померещиться? Да и клекот ваш вряд ли когда-нибудь достигнет вышних слоев атмосферы… по крайней мере, — любезно поправился он, — не сегодня и вряд ли завтра. Может быть, через несколько лет. А тогда это уже будет неважно!»
«Да что неважно-то?!»
Я выкрикнул это настолько в сердцах, что и Талобелов, и Молжанинов вздрогнули. На мгновение мне показалось, что оба они готовы были что-то мне пояснить, но наваждение сердечности исчезло так же быстро, как и охватило их.
«Нет, сударь, нет! — Талобелов сделал быстрый полупоклон и заспешил к двери. — «Прощайте!»
Молжанинов вышел из-за стола и встал примерно посередине кабинета.
Послышались шаги.
Дверь в кабинет, оставленная слегка приоткрытой ушедшим Талобеловым, решительно распахнулась.
«Здравствуйте, Семен Яковлевич!»
На пороге стоял Зволянский — собственной свою персоной, не узнать каковую было невозможно: практически лысая голова, большой, выпуклый лоб, решительный росчерк бровей над умными, цепкими глазами… лихие усы с завитыми кончиками а ля Дон Кихот и аккуратная короткая борода.
За Сергеем Эрастовичем маячили еще два человека. Их я тоже узнал: оба они были чиновниками для поручений при Департаменте полиции.
«Здравствуйте, Сергей Эрастович!» — живо откликнулся на приветствие Молжанинов и даже сделал шаг вперед.
«Вижу, сегодня свели нас с вами печальные обстоятельства?»
Молжанинов бросил на меня стремительный взгляд, впрочем, голову ко мне не повернув:
«Очень, очень печальные, Сергей Эрастович!»
Зволянский наклонил голову и обратился уже ко мне: