Сквозь ненастный зимний денек —У него сундук, у нее мешок —По паркету парижских лужКовыляют жена и муж.Я за ними долго шагал,И пришли они на вокзал.Жена молчала, и муж молчал.И о чем говорить, мой друг?У нее мешок, у него сундук…С каблуком топотал каблук.
Январь 1927
Ночь
Измученные ангелы мои! Сопутники в большом и малом!Сквозь дождь и мрак, по дьявольским кварталам Я загонял вас. Вот они, Мои вертепы и трущобы!О, я не знаю устали, когдаСхожу, никем не знаемый, сюда, В теснины мерзости и злобы.Когда
в душе всё чистое мертво, Здесь, где разит скотством и тленьем,Живит меня заклятым вдохновеньем Дыханье века моего. Я здесь учусь ужасному веселью:Постылый звук тех песен обретать,Которых никогда и никакая мать Не пропоет над колыбелью.
11 октября 1927
Памятник
Во мне конец, во мне начало.Мной совершённое так мало!Но все ж я прочное звено:Мне это счастие дано.В России новой, но великой,Поставят идол мой двуликийНа перекрестке двух дорог,Где время, ветер и песок…
28 января 1928
Я
Когда меня пред Божий судНа черных дрогах повезут,Смутятся нищие сердцаПри виде моего лица.Оно их тайно восхититИ страх завистливый родит.Отстав от шествия тайком,Воображаясь мертвецом,Тогда пред стеклами витринИз вас, быть может, не одинУкрадкой так же сложит рот,И нос тихонько задерет,И глаз полуприщурит свой,Чтоб видеть, как закрыт другой.Но свет (иль сумрак?) тайный тотНа чудака не снизойдет.Не отразит румяный лик,Чем я ужасен и велик:Ни почивающих тенейНа вещей бледности моей,Ни беспощадного огня,Который уж лизнул меня.Последнюю мою приметуЧужому не отдам лицу…Не подражайте ж мертвецу,Как подражаете поэту.
10–11 мая 1928
«Не ямбом ли четырехстопным…»
Не ямбом ли четырехстопным,Заветным ямбом, допотопным?О чем, как не о нем самом —О благодатном ямбе том?С высот надзвездной МузикииК нам ангелами занесен,Он крепче всех твердынь России,Славнее всех ее знамен.Из памяти изгрызли годы,За что и кто в Хотине пал,Но первый звук Хотинской одыНам первым криком жизни стал.В тот день на холмы снеговыеКамена русская взошлаИ дивный голос свой впервыеДалеким сестрам подала.С тех пор в разнообразье строгом,Как оный славный «Водопад»,По четырем его порогамСтихи российские кипят.И чем сильней спадают с кручи,Тем пенистей водоворот,Тем сокровенней лад певучийИ выше светлых брызгов злет —Тех брызгов, где, как сон, повисла,Сияя счастьем высоты,Играя переливом смысла, —Живая радуга мечты.
* * *
Таинственна его природа,
В нем спит спондей, поет пэон,
Ему один закон — свобода.
В его свободе есть закон…
<1938>
Игорь Северянин
По грибы — по ягоды
Мы шли от ягоды к ягодеИ от гриба к грибуНа дальнюю мельницу,В приветливую избу.В лесу бежала извивнаяПорожистая река.Дрожала в руке узывнаяТалантливая рука.И чувства чуть поздноватыеВ груди чертили свой знак:И щеки продолговатыеТвои алели, как мак.И выпуклости бронзотелыеЧуть бились под блузкой твоей.И косы твои параллельныеСпадали вблизи ушей.И
очи твои изумрудныеВонзали в мои свою сталь,Скрывая за ней запруднуюБезудержную печаль.Даря поцелуи короткие, —Как молния их лезвиё! —Бросала ты строки четкиеСвои — о себе, про свое…В них было так много лирики,Была она так резка…Смотрел, как тают пузырикиВ ключе на опушке леска.Смотрел, как играет с мушкою,Выпрыгивая на мель,Быв в то же время игрушкоюСама для меня — форель…Мы ели чернику черную,Фиолевый гоноболь,Срывали траву узорнуюИ сладкую знали боль…Погода стояла дивная,Чуть перились облака,А рядом, как ты, узывная,Стремглавно неслась река.
1920
Узор по канве
По отвесному берегу моря маленькой Эстии,Вдоль рябины, нагроздившей горьковатый коралл,Где поющие девушки нежно взор заневестили,Чья душа целомудренней, чем берёзья кора,По аллее, раскинутой над черной смородиной,Чем подгорье окустено вплоть до самой воды,Мы проходим дорогою, что не раз нами пройдена,И всё ищем висячие кружевные сады…И всё строим воздушные невозможные замкиИ за синими птицами неустанно бежим,Между тем как поблизости — ласточки те же самые,Что и прошлый раз реяли, пеночки и стрижи.Нет, на птицу на синюю не похожа ты, ласточка,На палаццо надземное не похожа изба.Дай рябины мне кисточку, ненаглядная Эсточка,Ту, что ветер проказливо и шутя колебал…Если в жизни нет девушек, кто глаза заневестили,А бабища развратная без лица и без глаз,Пусть возникнет огромное в этой маленькой Эстии:Ведь у нас гениальная чудотворка — игла!
1923
Что шепчет парк…
О каждом новом свежем пне,О ветви, сломанной бесцельно,Тоскую я душой смертельно.И так трагично-больно мне.Редеет парк, редеет глушь,Редеют ёловые кущи…Он был когда-то леса гуще,И в зеркалах осенних лужОн отражался исполином…Но вот пришли на двух ногахЖивотные — и по долинамТопор разнес свой гулкий взмах.Я слышу, как, внимая гудуУбийственного топора,Парк шепчет: «Вскоре я не буду…Но я ведь жил — была пора…»
1923
Классические розы
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
1843 г. Мятлев
В те времена, когда роились грезыВ сердцах людей, прозрачны и ясны,Как хороши, как свежи были розыМоей любви, и славы, и весны!Прошли лета, и всюду льются слезы…Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…Как хороши, как свежи ныне розыВоспоминаний о минувшем дне!Но дни идут — уже стихают грозы.Вернуться в дом Россия ищет троп…Как хороши, как свежи будут розы,Моей страной мне брошенные в гроб!
1925
Стихи Москве
Мой взор мечтанья оросили:Вновь — там, за башнями Кремля, —Неподражаемой РоссииНезаменимая земля.В ней и убогое богато,Полны значенья пустячки:Княгиня старая с АрбатаЧитает Фета сквозь очки…А вот к уютной церковушкеПодъехав в щегольском «купэ»,Кокотка оделяет кружки,Своя в тоскующей толпе…И ты, вечерняя прогулкаНа тройке вдоль Москва-реки!Гранитного ли переулкаРадушные особняки…И там, в одном из них, где стайкаМечтаний замедляет лёт,Московским солнышком хозяйкаРастапливает «невский лед»…Мечты! вы — странницы босые,Идущие через поля, —Неповергаемой РоссииНеизменимая земля!