Антология сатиры и юмора России XX века. Том 14
Шрифт:
Капитан крепко затянулся. На его круглом лице было написано спокойствие и благодушие. Я был рад, что он забыл про часы. Все-таки было бы неприятно, если б об этом узнал мой редактор.
— У сванов отличный стол, — продолжал вспоминать капитан, — но все портит арака. — Он посмотрел на меня и сморщился. — Неприятный напиток, хотя, — примирительно добавил он, — дело в привычке…
— Конечно, — сказал я.
— Но в Ореховом Ключе «Изабелла» — как орлиная кровь…
«У вас тоже неплохая», — подумал я. Капитан тихо рассмеялся и вдруг спросил:
— А этого спящего агронома видели?
—
— Чудак человек, — снова рассмеялся капитан, — у него болезнь такая. Несмотря на то что спит, первый специалист по чаю. В районе такого нет.
— Да, плантации у них чудесные, — сказал я и вспомнил девушку Гоголу над зелеными курчавыми кустами.
— В прошлом году у них в колхозе чепэ произошло. Кто-то несгораемый шкаф украл.
— Несгораемый шкаф?
— Да, несгораемый шкаф, — сказал капитан. — Я выезжал сам. Украсть украли, но открыть не смогли. Спящий агроном помог нам найти. Очень умный человек… Но, между прочим, «Изабелла» коварное вино, — продолжал капитан, не давая далеко уходить от главной темы. — Пьешь как лимонад, и только потом дает знать.
Он посмотрел на меня, потом на девушку и сказал ей:
— Идите, девушка, только больше так поздно не гуляйте.
— Я подожду его, — сказала она и сурово отвернулась к выходу.
— Во дворе подождите, там птички поют. — И строго добавил: — Избегайте случайных знакомств, а теперь идите.
Девушка молча вышла. Капитан кивнул в ее сторону и сказал:
— Обижаются за профилактику, а потом сами прибегают и жалуются: «Изнасиловал! Ограбил!» Кто — не знает, где прописан — никакого представления. Как с ним оказалась? Молчит. — Капитан посмотрел на меня обиженными глазами.
— Молодо — зелено, — сказал я.
— В том-то и дело, — согласился капитан. Птицы во дворе милиции заливались на все голоса. Метла дворника теперь шаркала у самых ворот.
— Костя, — обратился капитан к милиционеру, — полей тротуар и двор, пока не жарко.
— Хорошо, товарищ капитан, — сказал милиционер.
— Завтра пойдешь в цирк, — остановил он его в дверях.
— Хорошо, товарищ капитан, — радостно повторил милиционер и вышел.
— Что за цирк? — спросил я и тут же подумал, что задаю бестактный вопрос, если это какой-то условный знак.
— Цирк приехал, — просто сказал капитан, — отличников службы для поощрения посылаем дежурить в цирк.
— А-а, — понял я.
— Исполнительный и толковый работник. — Капитан кивнул на дверь и прибавил: — Двадцать три года, уже дом строит.
— Пожалуй, я тоже пойду, — сказал я.
— Куда спешите, — остановил меня капитан и посмотрел на часы, — до зугдидской машины еще ровно час и сорок три минуты…
Я снова сел.
— Но лучшая закуска для «Изабеллы» знаете какая? — Он посмотрел на меня с добродушным коварством.
— Шашлык, — сказал я.
— Извините, дорогой товарищ, — с удовольствием возразил капитан и даже вышел из-за барьера, словно почувствовал во мне дилетанта, с которым надо работать и работать. — «Изабелла» любит вареное мясо с аджикой. Особенно со спины — филейная часть называется, — пояснил он, притронувшись к затылку. — Но ляжка тоже неплохо, — добавил он,
— А что любит белое вино? — спросил я озабоченно.
— Белое вино любит рыбу, — сказал он просто. — Ставрида, — капитан загнул палец, — барабулька, кефаль или горная рыба — форель. Иф, иф, иф, — присвистнул от удовольствия капитан. — А к рыбе, кроме алычовой подливки и зелени, ничего не надо! — И, как бы оглядев с гримасой отвращения остальные закуски, энергичным движением руки отбросил их в сторону.
Так мы поговорили с дежурным капитаном некоторое время, и наконец, убедившись, что он достаточно далеко ушел от моих часов, я попрощался с ним и вышел. Но тут он снова окликнул меня.
— Заявление возьмите, — сказал он и подал мне его. — Не беспокойтесь, — добавил он, заметив, видимо, что возвращаться к этой теме мне неприятно, — добровольный подарок проходит как местный национальный обычай.
После этой небольшой юридической консультации я окончательно попрощался с ним и вышел.
Мокрый дворик милиции сверкал на еще нежарком утреннем солнце. Милиционер деловито поливал из шланга молодую яблоню. Когда струя попадала в листья, раздавался глухой шелест, и по листве пробегал мощный благодарный трепет, и радужная пыль отлетала от мокрой, упруго вздрагивающей листвы.
Девушка сидела под шелковицей и, глядя на ворота милиции, ждала своего возлюбленного.
На улице я изорвал свое заявление и бросил его в урну. Я едва успел на свой автобус. Всю дорогу я обдумывал свою будущую статью о козлотуре из Орехового Ключа. Мне казалось, что горечь потери часов внесет в мою статью тайный лиризм, и это в какой-то мере меня утешало.
Дома я решил сказать, что часы у меня украли в гостинице. Дядя, который, как я думал, давно забыл о подаренных часах, воспринял эту новость болезненно. Кстати говоря, он широко известен в нашем городе как один из лучших таксистов. Дня через два после моего приезда он прикатил к нам прямо с клиентами и стал расспрашивать, что и как.
— Мне дали номер с одним человеком, утром встаю — ни человека, ни часов, — сказал я горестно.
— А как он выглядел? — спросил дядя, загораясь мстительным азартом.
— Когда я вошел, он спал, — сказал я.
— Дуралей, — сказал дядя, — во-первых, не спал, а притворялся, что спит. Ну а дальше?
— Утром встаю — ни человека, ни часов…
— Заладил, — перебил он меня нетерпеливо, — неужели не приметил, какой он был с виду?
— Он был укрыт одеялом, — сказал я твердо. Я боялся говорить ему что-нибудь определенное. Я боялся, что при его решительном характере он начнет мне привозить всех заподозренных клиентов, да еще прямо в редакцию.