Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

Трушкин Анатолий Алексе?евич

Ну, и тогда я ему все бесплатно сделал, а за исцеление деньги, конечно, взял.

Кавказец один приходил — с трех лет страдал отвращением к коньяку. Насчет прописки приходил. Минуты не просидел, говорит:

— Тянет выпить — нету сил!

Я ему прописку, он мне — за лечение. Многим помог. Прямо люди молиться на меня стали.

Уникальный случай был — женщине одной гараж помог поставить… посреди сквера — бесплатно. А у нее на нервной почве хроническое бесплодие. Я еще сказал себе:

— Если ты, сволочь, гаденыш гунявый,

маньяк сексуальный, не попробуешь помочь такой несчастной… красивой женщине, пожалеешь.

И мы с ней попробовали. И произошло чудо! Так я деньги взял только через девять месяцев. Ты есть преобразился уже до конца.

Вот что значит твердо сказать себе: «Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная».

И это под силу любому! Я знаю, еще один брал взятки каждый день, но он сказал себе:

«Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная». И перестал!

Тут же у него потливость исчезла, пучить перестало, обжорство вошло в норму. Потом чудо произошло. Он кого похлопает по плечу, тому легче становится.

Лечит от плоскостопия. От кариеса — просто лучшее средство. Морщины у глаз убирает, белье отбеливает. У одной женщины девочка к выпускному балу готовилась, испортила платье. Он похлопал… даже не по плечу! — другую совсем женщину, а у той все очистилось.

Я ко всем обращаюсь:

— Перестаньте брать взятки! Перестаньте. У вас сразу восстановится обмен веществ, кислотно-щелочной баланс, и может даже наладиться гнилостный процесс. И вы своим гнилостным процессом будете помогать людям… и иметь с них хорошие деньги. Это — чудо!.. И возможно оно только у нас.

Жизнь после смерти

Вижу во сне: из нашего подъезда выносят гроб, в гробу я — ужас!!

Я заплакал, потом взял себя в руки — интересно, как похоронят: все-таки я заметный человек был. Даже посмотрел — нет ли где Ельцина. Не было его что-то. Наверное, болел… или отдыхал… а может, и работал!., с документами.

Вдруг слышу в толпе разговор:

— Кого хоронят?

— Жулика одного. Ворюга, взяточник. Редкая была сволочь.

Мне так стыдно стало!.. Хотя все правда. Никогда раньше не было стыдно, а тут горю весь от стыда. И тут же мороз по коже — значит, совесть живет после смерти! Она замучает!

Заместитель мой вынырнул с бумажкой возле гроба, говорит:

— От нас ушел неподкупный человек.

Выпивши, что ли, он? Меня стыдом, как кипятком, с головы до ног — жжет все внутри. А он, гнида, не знает, что совесть жива, говорит:

— Смерть слепа — первыми уходят лучшие!

И по ошпаренной совести еще раз кипятком!.. А простые люди шарахнулись в сторону — если лучшие ушли, значит, остались худшие, то есть простым пришла хана.

Хорошо, тут оркестр заиграл, тронулись на кладбище. Еще я обратил внимание — жене так траур

идет!., такая она вся!.. Так я пожалел, что умер.

Ну, тащимся по Москве — ничего особенного. Вдруг вижу — сворачиваем к Мавзолею. Мне неловко опять сделалось! И жжет, жжет внутри! Но, слава богу, оказывается, не в сам Мавзолей, а за ним.

Подъехали ближе — в нашу могилку норовят какого-то хмыря опустить, перекупил кто-то.

Стали разбираться — мат поднялся столбом, стрельба, мордобой, и все уже почему-то пьяные.

Мне стыдно так стало! За всех нас, за нашу жизнь, за эти рыночные отношения между людьми.

Вдруг оркестр заиграл вальс, все бросили драку, стали танцевать.

Меня огнем обдало — и все внутри выжгло навсегда — такое падение нравов, танцы на главном кладбище страны.

Я сам не святой, но все-таки. Сам при жизни и пьянки любил, и бани были, и девки; взятки каждый день, продал всех, кого мог, но все-таки.

И тут еще около жены какой-то тип объявился, говорит:

— Меня Рудик зовут. Что вы сегодня вечером делаете?

Моя на гроб косится:

— Я не знаю еще.

И платок роняет.

Тут я не выдержал и восстаю из гроба!!! Все попадали на колени, крестятся, плачут. Я говорю:

— Так жить нельзя! Опомнитесь! Что вы делаете, падлы?!

И многие опомнились. Но тут Рудик ногой по катафалку — бэмс, я из гроба — бздэмс и башкой об землю.

Глаза открыл — в спальне… с кровати навернулся. Жена свешивается, спрашивает:

— Чего ты там?

Я говорю:

— Мы не так живем! У меня совесть горит внутри. Я сейчас весь сгорю!

Она говорит:

— Это ты вчера на банкете осетрины обожрался, а она несвежая, у тебя изжога внутри.

У меня гора с плеч — это не совесть, это изжога.

Я начал засыпать. Последнее, что помню, — жена гладит меня по голове, говорит:

— Сны не сбываются, дурачок. Успокойся, спи… Рудик.

Дважды два — четыре

— Станция «Павелецкая». Граждане пассажиры, будьте внимательны, не забывайте свои вещи в вагоне поезда. Следующая станция «Таганская».

— Простите, пожалуйста, следующая станция точно «Таганская»?

— Точно. Объявили же.

— Я слышал.

— Да вот схема. «Павелецкая». Следующая «Таганская». Видите?

— Вижу… На бумаге у нас все хорошо.

— Вам какая станция нужна?

— «Курская».

— После «Таганской» будет.

— Спасибо.

— За мной держитесь. Я тоже на «Курской» схожу. Я здесь уже двадцать лет езжу каждый день.

— Спасибо… А то обманут, потом спрашивать не с кого.

— Кто обманет?

— Да кто угодно. Знаете, я однажды летел самолетом Красноярск-Мурманск. Объявили Мурманск, а приземлился в Петербурге.

— Видимо, Мурманск не мог принять.

— Да. Из-за метеоусловий.