Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

Хайт Аркадий Иосифович

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Я не знаю.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Там приняли… ни одного еврея. Хоть бы на развод, что называется.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО (просыпается). А вот у нас в этом году приняли восемнадцать евреев.

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Сколько?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Восемнадцать штук. Один в одного. И моего в том числе.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Вашего тоже приняли?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Еще как приняли! За милую душу.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Гдe? Гдe это?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Дау нас, в Малом Перещепино.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ.

Что вы залезли на самый верх? В таком случае вас надо поздравить. Слезайте сюда…

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Уже загордились?

Мужчина слезает с верхней полки.

Так, значит, вашего приняли? Видно, у вас там любят барашка в бумажке.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Боже упаси! Раньше брали еще как. За милую душу. Но с тех пор, как была комиссия, — всё.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Ой, оставьте! Что, они не хотят денег?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Хотят, но боятся.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Когда боятся, все равно берут, только в два раза больше.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. А я вам говорю: моего взяли без всяких денег.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Так что же? Протекция?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Какая там протекция! Просто они между собой договорились: если еврей — принимать. Принимать, и никаких разговоров!

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Просто чудо какое-то! Как этот город называется?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Тоже мне город! Малое Перещепино. Местечко.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Удивительно! Никогда даже н слышала этого Малого Пере… Пере… Как?

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Перещёкино.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Взрослые люди, и не в состоянии выговорить простого еврейского слова! Пе-ре-ще- пино! Понятно? Пе-ре-щепино!

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Да что вы обижаетесь? Ведь у нас такая же болячка, что и у вас. Услыхали, что вашего мальчика приняли, вот и разволновались, немножко шумим.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Мы даже не могли подумать, что в вашем Малом Перещепине имеется гимназия.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Кто ей сказал, что у нас есть гимназия?

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Как! Вы же сами сказали, что вашего приняли!

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. В солдаты его приняли. В солдаты! Фарбрент золнзей верн!

И снова шум колес. По вагону идет Нищий.

КАРТИНА 2

Ву нэмт мэн а бмсэлэ мазл?

Ву немт мэн а бисэлэ глик?

Дос дрэйдэлэ зол зих шойн дрэйэн.

Ун брэнгэн майн мазл цурик! ^[4]

НИЩИЙ. Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда. Спасибо… А данк… А гройсн данк… Дай вам бог здоровья! Чтоб ваши дети ездили первым классом и чтоб у них всегда было что подать бедному еврею. (Поет, собирает подаяние, останавливается

около прилично одетого мужчины.)

НЕПОДАЮЩИЙ. Что вы стоите?

НИЩИИ. Я жду. Может быть, у вас найдется что-нибудь для меня.

НЕПОДАЮЩИЙ. Яне подаю из принципа.

НИЩИИ. Нет так нет. Извините… Ой, а что это за принцип такой?

НЕПОДАЮЩИЙ. Я считаю, что каждый человек должен зарабатывать себе на хлеб сам.

НИЩИЙ. А я что, заставляю вас вместо себя ходить по вагонам?

НЕПОДАЮЩИЙ. Послушайте, я вам уже сказал: просто так я денег никому не даю.

НИЩИЙ. Тогда дайте под процент.

НЕПОДАЮЩИЙ. Под какой еще процент?

НИЩИЙ. Под любой! Мы, слава боту, не в банке.

НЕПОДАЮЩИЙ. Не морочьте мне голову! Как это я могу дать вам деньги, когда я вас вообще не знаю?

НИЩИЙ. Интересное дело! Здесь мне не дают, потому что меня никто не знает, а в местечке мне не дают, потому что меня хорошо знают. А мэшугэнэ вэлт!^[5] (Идет дальше, поет, замечает ребе.) Шолом-алейхем, ребе!^[6]

РЕБЕ (отрывается от книги). Алейхем-шолэм!

НИЩИЙ. Ребе, а я вас узнал. На прошлой неделе я вас слушал в синагоге.

РЕБЕ. A-а! Это хорошо.

НИЩИЙ. И если я вас правильно понял, то вы сказали, что на том свете всем людям воздастся. И если человек был беден, то на том свете он будет богачом, а если он был богатым, то на том свете станет нищим. Верно?

РЕБЕ. Верно.

НИЩИЙ. Значит, я на том свете стану богатым?

РЕБЕ. Обязательно.

НИЩИЙ. Ребе, тогда у меня к вам такое дело: одолжите мне сто рублей. Ну, на том свете мы с вами встретимся, и я вам отдам. Что для богатого человека сто рублей? Тьфу, мелочь!

РЕБЕ. Логично… У меня только один вопрос. Вот я вам дам сто рублей, что вы с ними будете делать?

НИЩИИ. Куплю немножко товара, продам, даст бог, заработаю. Открою магазин.

РЕБЕ. Тогда, извините, я не могу дать вам сто рублей.

НИЩИЙ. Почему?

РЕБЕ. Если вы станете богатым здесь, значит, там вы будете нищий и не сможете отдать мне сто рублей, которых, между нами говоря, у меня тоже нет и никогда не было.

НИЩИЙ. Ой, ребе, какая у вас светлая голова! Представляете, сколько бы мы заработали, если бы вместе ходили по вагонам.

РЕБЕ. Что делать! Как говорится, каждому — свое. Один просит милостыню у людей, а другой просит милостыню у Бога…

НИЩИЙ. Да, каждому свое… Каждому свое… (Поет начало песни, прерывает ее). Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда — моя жена Рейзл. А данк, а гройсн данк! (Уходит.)

РЕБЕ. Боже праведный, дай каждому кусок хлеба, глоток молока и крышу над головой. Осуши слезы бедных детей своих и дай им немножко счастья здесь, на земле. Ну что тебе стоит, Рэбойна шэлойлэм! Ой… (Поет ту же песню, которую только что пел Нищий. Спохватывается, погружается в чтение. Шум поезда…)