Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Гольба и Кантария докладывали о результатах своей работы. Зураб сухо, как-то серо и невыразительно рассказал про нашу встречу с Гочей Ахуба, «Побеседовали… Дал фамилии ребят, с которыми играл Квициния…» Мне даже стало слегка обидно. Ведь какой тонкий и точный ход, беспроигрышный во всех смыслах, нашел он с этим парнем! Ах, была б моя воля, как бы я сейчас «доложил» его Абуладзе! Уж я бы, будьте спокойны, нашел бы способы, как сделать это поэффектней, чтобы ни одна творческая находка даром не пропала. И тут мне в голову пришло, что в том-то и есть между нами разница: моя работа —
Кантария закончил говорить, но не садился. Он переминался с ноги на ногу, желая, видимо, что-то добавить. Наконец решился.
— Тут еще вот какое дело, Котэ Владимирович. Серго Каличава бузит…
Абуладзе поднял на него каменное лицо, сдвинул брови. Я увидел взгляд такой тяжелый, что, казалось, он с трудом отрывает его от стола, взгляд, которым, наверное, можно было бы крушить головы врагов, как некогда в горах Сванетии крушили их своими дубинками далекие предки начальника угрозыска. Мне стало понятно теперь, что имел в виду Епифанов, и я подумал: окажись сейчас перед Котэ Владимировичем неведомый Серго Каличава, он немедленно перестанет бузить, что бы ни имел в виду под этим словом Кантария.
— Люди говорят, — объяснил Нестор, — Серго поклялся, если милиция не поймает, сам отомстит убийце. — И добавил, словно оправдываясь: — Он ведь Квициния родственником доводится.
В кабинете повисло молчание, смысл которого я в тот момент оценить еще не мог.
— Поезжайте с Епифановым, — нарушил его в конце концов Абуладзе. — И поговорите. А если нет… — Он грозно замолчал. — Скажите ему: Котэ сам с ним побеседует.
Когда совещание закончилось, я спросил у Епифанова:
— Кто такой этот Каличава?
— Бандит и мерзавец, — автоматически ответил он. А потом прибавил задумчиво: — Хотя в последнее время вел себя смирно. Если хочешь, поехали с нами. Посмотришь на это наследие тяжелого прошлого.
«Наследие тяжелого прошлого» обитало в прелестном доме, розовевшем облицовочной плиткой в глубине пышного сада, отделенного от улицы затейливой решеткой. Мы позвонили в изящный звонок, и, когда на дорожке из битого кирпича показался маленький, почти совсем лысый человечишка, несмотря на жару одетый в козью безрукавку поверх байковой рубашки, с большими садовыми ножницами в руках, я решил, что это, вероятно, папа «бандита и мерзавца». Но оказалось — сам.
Прикрывая глаза от солнца ладонью, он приблизился к калитке, всмотрелся в гостей, и его мелкое бесцветное личико вдруг подернулось рябью, как поверхность лужи при легком ветерке, а тонкие бескровные губы криво разъехались в разные стороны — надо полагать, Серго Каличава приветственно заулыбался старым знакомым.
— Какой радостный день! — воскликнул он, в преувеличенном восторге воздевая к небу секатор. — Какие люди пришли ко мне в дом!
Каличава
— Гость из Москвы, — скупо отрекомендовал меня Епифанов, не вдаваясь в подробности.
— Гостям рад, проходите, проходите, — бормотал за нашей спиной хозяин. — А я тут садом занимаюсь…
Дорожка кончалась крыльцом, поднявшись по которому мы оказались на большой застекленной веранде. Через полминуты к нам присоединился Каличава, уже без секатора, но с большой вазой, полной персиков.
— Садитесь, дорогие, — говорил он. — Сейчас закусим, передохнем…
Но Епифанов сурово отрезал:
— Есть не будем. Мы по делу.
Каличава, однако, эту суровость полностью, кажется, игнорировал. Все так же бодро и ласково поинтересовался:
— Как здоровье Котэ Владимировича? Что сам не пожаловал? Забыл? Не уважает больше?
— Это за что же ему тебя уважать — бух, бух? — не удержался Кантария.
— Э, начальник, — лукаво покрутил пальцем в воздухе Каличава. Хороший человек всегда найдет, за что уважать другого. Значит, закусить не желаете?
— Нет.
— Жаль. — Личико его снова стало гладким и жестким. — Я ведь вас с утра ждал. Готовился.
Епифанов с Кантария коротко переглянулись. А я догадался, что своим неожиданным заявлением Каличава, как видно, поломал сотрудникам милиции «домашнюю заготовку». И сейчас Епифанову, наверное, придется на ходу придумывать новое начало для беседы.
— Ну, раз ждал… — раздумчиво проговорил Никита. — Раз готовился… То давай начинай первым, рассказывай.
— Что рассказывать? — удивленно поднял брови хозяин.
— А вот хоть про то расскажи, почему ты знал, что мы к тебе приедем, — напористо включился Кантария.
Каличава вздохнул и с простодушным видом развел руками.
— Известно всем: дерево держится корнями, а человек — родственниками. Нугзар Квициния двоюродным братом мне приходился, а как не стало его, я у мальчика вместо отца был. Вот и подумал: как можете вы не заехать ко мне, не спросить про Зазу — чем жил, чем дышал?
Говорил он вроде серьезно, а смотрел с хитрым прищуром, как бы приглашая поиграть в некую игру. И Епифанов, похоже, правила принял, уселся поудобней, спросил:
— Ну и чем?
— Хороший был парень, — ответил Каличава, возводя очи горе, — но беспутный. Сколько раз я ему говорил: брось это «зари», не доведет тебя игра до добра. Нет, не послушал он меня…
— Всё? — выдержав паузу, холодно осведомился Епифанов.
— Всё, — с тем же хитрым прищуром ответил Каличава.
— И ты думал всерьез — бух, бух, — что мы за этим к тебе приедем, да еще Котэ с собой возьмем? — возмущенно вскричал Кантария.
Но Епифанов досадливо остановил его:
— Погоди, Нестор. Все он прекрасно понимает. — И вдруг заговорил несвойственным ему скучным голосом: — Гражданин Каличава, вы подтверждаете свое вчерашнее заявление, что, если органы милиции не найдут убийцу, вы сделаете это сами, чтобы отомстить за своего родственника Зазу Квициния?