Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Сын сидел, вжав голову в плечи.
— А что было потом? — спросил Епифанов.
— Ничего, — еле слышно ответил Русик. — Разошлись по домам…
— Ладно. — Никита откинулся на стуле. — Давайте теперь про другое поговорим. Про пистолет.
Харлампий замер.
— Только не говори, что у тебя его нет, — предупреждающе поднял палец Нестор. — Разве ты хочешь, чтобы обыск в доме делали?
Матуа безнадежно махнул рукой, сгорбившись поднялся из-за стола и вышел, тяжело шаркая ногами. Через минуту он вернулся, неся в руках что-то завернутое в тряпку.
Епифанов осторожно взял оружие, осмотрел его, передал Кантария. Тот заглянул внутрь, поцокал языком.
— Харлампий — бух, бух, — жадность тебя сгубила! Весь револьвер пожалел выкинуть, да?
— Дедова память! — прохрипел Матуа.
— Где ствол? — жестко спросил Епифанов. — Если в туалет выкинул, придется ломать.
Харлампий, кажется, понял наконец, что сопротивляться бесполезно.
— В навозную кучу сунул. На соседском участке.
— Пошли, покажешь, — поднялся Кантария.
Вернулись через минуту.
— Сосед еще вчера растащил кучу по всему саду, — обескураженно пояснил Нестор.
— Ну что ж, — Епифанов хлопнул по столу ладонью. — Поедем в министерство за металлоискателем. Когда найдем ствол, продолжим…
И тут случилось нечто совершенно неожиданное. Дрожа всем телом, поднялся Русик. У него прыгали губы, и мы не сразу даже поняли, что он говорит.
— Возь-ми-те ме-ня… Эт-то я у-бил…
Некто, проявивший инициативу
— Да никого он не убивал! — досадливо сказал Епифанов. — Это и раньше было понятно, а уж после баллистической экспертизы… Собственно, и экспертизы-то никакой не было — эксперт проводить ее побоялся. Еще, говорит, разорвет ствол в руках к чертовой матери, настолько там все заржавело. Он считает, что из этого нагана никто не стрелял лет шестьдесят как минимум.
Никита в возбуждении бегал по кабинету, половицы жалобно скрипели под его ногами.
— Но почему Русик… — начал я удивленно, и Епифанов остановился передо мной. Спросил:
— Помнишь старый анекдот про сумасшедшего, который думал, что он кукурузное зерно, и поэтому безумно боялся петуха? Так вот, положили его в больницу, подлечили, спрашивают: «Ну что, теперь знаете, что вы не зерно?» Он отвечает: «Знаю!». Отпустили его домой. Он выходит во двор, а там петух. Больной — назад, прибегает к врачам, весь трясется от страха: «Я-то знаю, говорит, что я не зерно, но ведь петух-то не знает!»
Я все еще непонимающе смотрел на него, и Епифанов, вздохнув, объяснил:
— Ты представь, там, под горой, вовсю петушится бандит и мерзавец Серго Каличава. Он ходит, распушив хвост, и публично заявляет, что, если милиция не арестует убийцу, он сам отомстит за племянника. А убийца, по общему мнению, кто? Русик Матуа! Это он за три дня проиграл Зазе кучу денег, это их видели ругающимися за два часа до убийства. И последний штрих: когда я сказал про металлоискатель, парень, наверное, живо себе представил, как понаедут из города милиционеры, как будут искать на участке у соседа ствол — и найдут.
Епифанов удрученно покрутил головой.
— И знаешь, что самое неприятное? На мальчишку действительно могло при неблагоприятных обстоятельствах пасть подозрение. Если бы, например, они наган не сохранили, а выкинули куда-нибудь в речку. Ну и, конечно, если бы мы не предполагали, кто убийца на самом деле.
— Кто?! — выпрыгнул я из своего зрительного ряда.
Епифанов ухмыльнулся, довольный произведенным впечатлением, и сказал с грузинским акцентом:
— Пагады, дарагой! Нэ всо сразу. — И продолжал: — Прежде чем утверждать, надо еще уточнить кое-какие детали. Например, почему Харлампий Матуа так не хочет, чтобы мы узнали, сколько на самом деле проиграл Русик Зазе, а?
— Может быть, опасается, что его спросят, откуда такие деньги? предположил я.
Никита с сомнением пожал плечами.
— Вряд ли. Если бы такие, как он, боялись людского мнения или подобных вопросов, никто каменных особняков с бассейнами не строил бы. Они, к сожалению, здорово приспособились: не пойман — не вор. Нет, тут другое. Есть у нас некоторые соображения, я тут попросил кое-кого кое-что проверить.
В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошел Гольба, а с ним еще один молодой человек лет двадцати пяти с тонким, почти девичьим лицом.
— Ага! — обрадовался Епифанов. — Вот и наш друг из соседнего отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Познакомься, сказал он мне, — гроза махинаторов и расхитителей капитан Валерий Бегвая.
Рука у капитана была неожиданно твердой, и таким же твердым был взгляд, который с лихвой компенсировал избыточную тонкость черт.
— Готовы? — поинтересовался Епифанов. — Ну, поезжайте. И корреспондента возьмите с собой, ему любопытно будет.
— Куда? — удивился я.
— А вот увидишь!
Вывеска на проходной оповещала, что здесь находится цех ширпотреба Сухумского ремонтного завода. Ворота были открыты настежь — входи кто хочет. Мы и вошли.
Территория представляла собой пустырь, окруженный высоким забором, вдоль забора притулились пять или шесть одноэтажных зданий довольно убогого вида. Но когда мы толкнули дверь в одно из них, то убедились, что внешность обманчива. Здесь развернулось вполне современное производство.
Пыхтел, сверкая никелем, новенький пресс явно импортного происхождения, из-под него неумолимой чередой сыпались в большую корзину какие-то детали. В просторных емкостях булькали красители, коротко прыскал пульверизатор, за перегородкой гудели комарами сверла. Перед большим столом посередине сидели человек семь-восемь мужчин и женщин, они, как я понял, занимались сборкой готовой продукции.