Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15

Черненок Михаил Яковлевич

— Да ничего не трогай, — предостерег криминалист.

— А что дворник говорит? — прежде чем идти к прикрытому полой ковра трупу, спросил Демин.

— Говорит, что у него башка болит…

— Я — серьезно, — не принял шутки товарища Демин.

— А если серьезно, то говорит, что пришел, увидел и… дежурному по «02» сообщил. И все. Почти как Юлий Цезарь: «Пришел, увидел, победил»!

— Только не «победил», а наследил, — коротко хохотнул криминалист.

— Вот именно, — поддержал его участковый при упорном молчании следователя Воробьевой, не желавшей заниматься пустословием, трепом, — он наследил, а нам дерьмо разгребать!

— Понятно, — буркнул Демин неопределенно, так как в действительности,

по большому счету, понятного, кроме разве грубого милицейского юмора, ничего не было — сплошные вопросительные знаки, и направился к трупу.

Убитой на вид было лет тридцать — тридцать пять. Коротко стриженные, под мальчишку, темные, почти черные волосы, продолговатое, остроносое лицо, чем-то напоминающее личико крутой кинозвезды Ирины Апексимовой. Чуть оттопыренные уши. Но лицо мертвого человека — это вам не лицо живого, оно всегда старит своего обладателя. А еще делается очень неузнаваемым. А тут и без медицинских познаний было вполне понятно, что данному лицу еще при жизни его обладательницы изрядно перепало. Оно распухло и покрылось гематомами. Впрочем, как и шея, и часть груди, видневшаяся через разорванную блузку. Кроме разорванной светлой блузки, короткой до неприличия темно-синей юбки да нижнего белья, другой одежды на трупе не было.

«Брюнетка, — еще раз внимательно оглядев фигуру, волосы и лицо погибшей, мысленно отметил Демин, условно «окрестив» ее этим словом. — И, кажется, где-то я уже тебя видел, брюнетка. Что-то знакомое в твоем облике, только вспомнить пока не могу. Но ничего, я подумаю…»

Упаковка трупа — ковер был обычный, фабричный, шерстяной, примерно два на три метра, с ярким орнаментом геометрических фигур. Не новый, но и не старый. Таких ковров, пожалуй, в каждой семье не менее одного-двух имеется. «Пустой номер, — осматривая ковер, мысленно отметил Демин, — владелец забыл на нем свой автограф оставить да адрес указать. А это что? — перевел он внимание на тускло блеснувший предмет, лежавший рядом с правой рукой трупа. И наклонился ниже, чтобы получше рассмотреть. — Кажется, отломившаяся часть алюминиевого крючка от вешалки. А вот это уже интересно… хороший вещдок… если он здесь не случайно оказался. И если не случайно, то остается только остальную часть вместе с вешалкой найти — и убивцы у нас в руках. Только как ее найти?.. Даже в этом микрорайоне одних домов около трех десятков будет, а квартир…»

— Ну, что, полюбовался красой ненаглядной? — встретил с сарказмом Морозов Демина, когда тот после осмотра трупа возвратился к коллегам.

— Полюбовался. И, знаешь, кажется, где-то ее уже ви-дел… Только вот не могу вспомнить… — не обратил внимания на сарказм коллеги Демин, так как и сам при случае мог отпустить шутку и погрубее этой. Оперская привычка за напускной грубостью скрывать эмоции и очень ранимые сердца.

— Да все они, «ночные бабочки», на одно лицо, — про-должил Морозов. — Я, конечно, по ним не спец, как наш коллега Каменев Шурик, который на этом деле уже собаку съел, но тоже ведь не слепой. — Говоря о спеце по «ночным бабочкам» Каменеве, Морозов имел в виду старшего лейтенанта милиции Каменева Александра, отвечавшего в отделении уголовного розыска за работу по борьбе с проституцией. — Возможно, где-то на улице или в каком-либо притоне и видел…

— Это точно, — поддержали его эксперт-криминалист и следователь, имея в виду, что все «ночные бабочки» не только манерами, но и внешностью, стилем одежды, очень похожи друг на друга, словно клонированные, как английская овечка Долли.

— Думаете, «простая утка»? — смягчил в присутствии женщины-следователя название профессиональной дея-тельности покойной брюнетки Демин.

— А тут и к бабкам не ходи, — вновь первым отозвался Морозов, — ясно, что «простая утка», а не «гусь лапчатый». Из какого-нибудь ближайшего притона, — уверенно, с убежденностью

в своей правоте, констатировал он. И тут же перешел к более важному на данный момент вопросу: — Ты лучше думай, что делать станем, пока остальные прибудут. Как никак, а земля-то твоя. Тебе это дерьмо разгребать, пока не раскроешь, значит, и командовать тут тебе, пока других командиров нет. Нечего всем столбами стоять…

— А что тут думать, — пожал плечами Демин, соглашаясь с коллегой и без лишних слов беря на себя обязанности старшего группы. — Ты с криминалистом и следователем Воробьевой охраняйте место происшествия да ждите прокуроского следователя, судмедэксперта, кинолога и руководство, которое вот-вот должно нагрянуть. Заодно и доложите руководству — что да как… Руководство это любит. Только имейте в виду, что понаедет его, руководства этого самого, без счета, кому надо и кому не надо — лишь бы «за-светиться» на месте происшествия… так что только успевайте козырять да честь отдавать. А я с участковым займусь пока обходом квартир ближайших домов, может, что-нибудь выудим.

— Честь отдавать — это, как я думаю, все-таки по женской части, — стрельнув глазами в сторону Воробьевой, скаламбурил Морозов. — Им это привычней… Я лучше также займусь отработкой домов для пользы дела.

— Разговорчики в строю! — прикрикнула на опера следователь Воробьева, понявшая, в чей огород оперский «камешек» брошен. Впрочем, прикрикнула без обиды. Милицейские дамы и сами могли не хуже оперов «солененьким словцом» при случае побаловаться — издержки профессии. И Воробьева тут исключением не была. Так что прикрикнула более для проформы, да и ее молчание уже неприлично для женщины затянулось.

— Так это он сам боится, что начальство чести его ли-шит, за то, что допустил на вверенной ему зоне такое безобразие, — поддержал Воробьеву эксперт-криминалист, — поэтому и хочет удрать от него подальше… с честью. Но как всякий мало-мало уважающий себя опер находит отмазки, ибо не могут без этого, лапшеметатели…

— Ладно вам собачиться, — пресек трепотню коллег Демин. — Труп хоть и стынет, но к отмщению взывает, как кровь невинно убиенного библейского Авеля. Так что прекратим пустую болтовню и приступим к поиску Каина… или Каинов.

«Ближайших домов», зевы подъезды и оконные глазницы которых выходили в сторону мусорной свалки, было два. Это семейное общежитие по Дружбе, 13 и трехподъездный, четырехэтажный дом под номером 13-А. Третьим был дом номер 32 по улице Обоянской, который торцом выходил к месту происшествия и тоже требовал к себе пристального внимания.

«Сплошная чертова дюжина, — непроизвольно отметил про себя Демин, производя рекогносцировку местности, — сплошные неизвестные», — добавил мысленно к этому, а вслух, обращаясь к участковому, сказал:

— Начнем, пожалуй. Тебе — дом 13-А, Морозову, как проявившему инициативу, которая в нашей конторе всегда наказуема, — просто 13, общежитие; ну, а мне — дом 32 по Обоянской. Там, как мне помнится, и притончик один имелся. Вот и проверю заодно.

— Начнем, так начнем, — вяло согласился участковый Ветров. Он, как и опер Морозов, понимал, что в этот раз смениться им с суточного дежурства придется нескоро, поэтому без особого энтузиазма направился в сторону «своего» дома.

Начало проведению оперативно-розыскных мероприятий, называемых у профессионалом личным сыском, было положено. И хотя внутриведомственные инструкции по работе следственно-оперативных групп гласили, что всей работой на месте происшествия руководит и направляет следователь, но и без них каждый опер знал, чем он должен заниматься и что делать, чтобы не дать остыть еще «горячему следу». Знал эту непреложную истину и Демин, начавший проведении ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий) или «гон следа», как говорили наши далекие предки в древности, до прибытия следователя прокуратуры.