Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Гаврилов уже хотел взять его и спрятать за пазуху, но тут вмешался стоявший рядом мужчина:
— Ты что мальца обдурить хочешь? — сказал он вдруг хриплым голосом. — Да разве этот кусок полета тянет? Разве полета? Это ж четвертной стоит…
Тетка зло посмотрела на него и, молча вырвав у Гаврилова жмых, сунула ему другой кусок, почти в два раза больший…
— Спекулянтка чертова! — выругался мужчина. — А ты, малец, рот не разевай.
В это время раздались звуки отбоя, и все стали выбираться из подворотни. Гаврилов пошел потихоньку домой, принюхиваясь к
— Наверное, мать послала купить, — сердито сказала женщина, — дома небось еще едоки есть, а ты здесь один грызешь…
Гаврилову стало стыдно, он спрятал жмых за пазуху и, придерживая его рукой, пошел дальше.
На Шестой линии, на бульварчике недалеко от кинотеатра «Форум» толпились люди. Гаврилов остановился узнать, что случилось. Около большого серого дома стояла пожарная машина, брезентовые рукава тянулись от водосточного люка в раскрытые настежь двери парадного входа. Из дома то и дело выходили люди, таща узлы, чемоданы, какое-то совсем ненужное, нелепое сейчас барахло — большую раму от картины, цинковое корыто… На сваленных прямо в скверике вещах сидело несколько маленьких детишек и две старухи. Гаврилов испугался гнетущей тишины, что стояла вокруг. Не слышно было ни криков, ни шума… Только изредка что-нибудь падало из рук выбегавших из дома людей, и снова тишина, шарканье ног, сдержанный шепот собравшейся толпы, которую не подпускали к дому взявшиеся за руки дружинницы с хмурыми лицами.
— Что тут? — шепотом спросил Гаврилов стоявшую рядом с ним женщину.
— Пожар, — так же тихо ответила она, даже не обернувшись, — зажигалки немец набросал…
Тут только Гаврилов увидел, что из нескольких раскрытых форточек на верхних этажах дома тянутся легкие струйки дыма, почувствовал, что в воздухе пахнет гарью. И ничего, кроме этих струек дыма, не говорило о пожаре.
«Ну, наверное, сейчас потушат, — подумал Гаврилов, — небось только что загорелось». И, словно отвечая на его мысли, женщина сказала:
— Давно уже горит, несколько часов… Никак пожарницы не справятся. Всего одна машина…
Вдруг с треском вылетела рама в одном из окон второго этажа. В оконном проеме появился мужчина с большим узлом в руках, заглянул вниз и, размахнувшись, бросил узел на тротуар. Потом второй… Из окна густыми клубами пошел дым. А весь дом стоял нетронутый, спокойный, словно бы ничего и не случилось. С улицы никак нельзя было угадать, что там происходит внутри, справляются пожарницы или нет. Огня не видать было нигде, только дым, словно дом и не горел, а слегка тлели его внутренности.
Из парадной две чумазые пожарницы вывели под руки третью. Ей, видно, стало плохо. Ее посадили прямо на снег, прислонив к дереву, сняли каску. Большой пук льняных волос рассыпался по плечам. Брезентовая куртка у нее чуть тлела. Одна из пожарниц затушила
Завыла, леденя душу, сирена воздушной тревоги.
— Товарищи, идите в убежище, не толпитесь, — обратилась к окружающим одна из женщин-дружинниц, стоящих в цепи. — Разойдитесь, товарищи.
Но никто не шелохнулся. Все стояли по-прежнему молча, сосредоточенно, напряженно вглядываясь в неживые окна серого дома, следя за слабыми словно нехотя растекающимися в воздухе змейками дыма.
Заплакала маленькая девочка, сидевшая на стуле рядом с вещами.
— Сейчас придет мама, придет, — крикнула ей одна из дружинниц. — Она твои вещички заберет и придет…
Но девочка продолжала плакать, горько, с надрывом.
Внезапно внутри дома раздался глухой гул, звякнули стекла. Гаврилову не то почудилось, не то он действительно услышал протяжный, сдавленный стон. Словно из-под земли. Все окна одновременно осветились ярким, нестерпимо ярким светом, словно бы кто-то разом во всех комнатах включил электричество. Это продолжалось миг, секунду, а потом со страшным треском и звоном стекла вылетели вместе с рамами, словно вихрь пронесся. Гаврилова обдало нестерпимым жаром. Толпа подалась назад. Кто-то истерически вскрикнул… Гаврилова сильно толкнули. Он чуть не упал, но устоял, прижав к груди купленный на рынке кусок дуранды.
Из зияющих окон дома вырывалось бушующее пламя, полетела гарь. Горящие занавески бились красными языками на ветру и огненными хлопьями падали на снег, на спасенные узлы и чемоданы, цеплялись на деревья. Слышались вопли, плач.
Простоволосая женщина, без пальто, в разодранном платье, с криком бросилась в парадную дома, прямо в огонь. Дружинницы пытались схватить ее, но в это время в доме опять обвалились перекрытия… И словно кто-то могучий и страшный дунул на толпу раскаленным ветром.
Гаврилов как завороженный смотрел на огонь, не в силах отвести глаз. Потом он вспомнил про пожарниц, и ему вдруг стало нехорошо. Он почувствовал слабость и с трудом удержался от того, чтобы сесть прямо на снег. Он отыскал глазами беленькую пожарницу, которую несколько минут назад подруги вывели из дому… Она сидела все на том же месте, закусив ворот брезентовой куртки и неотрывно глядя на горящий дом. Лицо ее, освещенное огненными отсветами, словно окаменело…
Послышалась сирена санитарной машины.
А дом продолжал содрогаться от внутренних обвалов, пламя то взметалось ввысь, то спадало, утихая, и тогда начинал валить густой дым и летели крупные, похожие на черных птиц хлопья. Весь снег стал черным. Черная, словно грозовая, туча с огненными подпалинами висела над улицей, растекаясь все шире и шире… Потом снова вспышка, и снова треск дерева, и гул пламени… И над всем этим нечеловеческий, тоскливый вой маленькой девочки.
Гаврилов вдруг почувствовал, что он весь дрожит от холода, несмотря на то, что горящий дом веял раскаленным жаром.