Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
Тут и взрослые посмеиваться стали. Такой хохот поднялся, что ребятишек уж и не слышно. И страх, что с вечера деревню в когтях держал, разом выветрился. От дома к дому, от двора к двору весть перекатывается: «Бекир быков задом наперед запряг!..»
Шайтан смотрит, кругом хохочут, тоже смеяться стал. Акча не выдержала, вышла вперед, да как даст мужу по голове, да как закричит:
— Чтоб мое горе вам вдвое!.. — Села возле быков, плачет. Холощеный бык жвачку жует, а Акча плачет, заливается, понять не может:
А ребятня голозадая скачет вокруг Шайтана; поют, как взрослые научили:
— Шайтан, Шайтан, положи деньгу в карман!
— В казане чтоб густо, в тендире непусто!..
Прослышали в округе, что Бекир-хлебопашец раздвоился, и приехали в деревню люди узнать, правда ли это. На верблюдах приехали, и на быках, и на конях, и на ишаках.
Аксакалы прибыли на верблюдах: голова в чалме, борода до пояса. Важные — им только на верблюдах и ездить. Впереди всех ехали, выше всех возвышались.
Въехали в деревню, боязно им. Никто голоса не подает. Собаки залаяли — страшно им, птицы запели — пугаются. От любого шороха вздрагивают — больно уж про ту деревню слухи страшные.
А народ здешний на улицу вышел, стоят, глазеют на прибывших гостей. Давно уж к ним в деревню никто не жаловал, ни в радости, ни в горе не навещали. Шайтан у них гнездо себе свил.
Глядят люди на стариков, что на верблюдах сидят: и бороды одинаковые, и наряд на всех одинаковый, и верблюды под ними — не различишь.
— Шайтан прибыл! — кричит народ. — В трех лицах! Вот старики: трое — все на одно лицо!
Один из стариков погладил бороду:
— Введут нас в грех.
Другой решил вразумить неразумных:
— Мы, — говорит, — потому прибыли, что с Бекировым отцом друзья были. Услышали, беда, и приехали.
А Домрул-удалец соседу шепчет:
— Я гляжу, быки у них хороши!
А у того из глаз Шайтан выглядывает.
— У них, — отвечает, — и верблюды неплохи. — И кричит старикам: — Дедушка! Сколько из твоего верблюда ишаков можно сделать?
Первый старик глянул на него сверху, верблюда своего оглядел:
— Таких, как ты, штук семь выкроишь.
Засмеялись люди, хохочут, им что — только бы позабавиться.
А Домрул-удалец с быков глаз не сводит. Люди видят, подмигивают ему, давай не упусти случай.
Домрулу-удальцу украсть — раз плюнуть: верблюда — в кармане, слона — в кулаке спрячет.
Окружили люди гостей, толпятся, скотину ихнюю разглядывают. А у верблюдов, коней да быков от того погляду мороз по коже. Ни на шаг от хозяев не отходят.
Акча стоит в дверях, смотрит. Шайтан-Бекир тут же, рядом стоит, посмеивается. Подошли старики, увидели Шайтан-Бекира.
Обернулся один из аксакалов к толпе, спрашивает:
— Этот раздвоился?
— Этот! — отвечают все разом.
Шайтан-Бекир
— А где ж его двойник-то? — спрашивает.
— Ушел, — отвечают. — Как молитву сотворили, так и убрался.
— Выдумки это, — сказал приезжий. — Не может из одного человека два сделаться.
Смотрит аксакал на Шайтана, а у того в глазах мельтешит что-то, будто тысячи огоньков мерцают.
Видят гости, не в себе человек — не то что поздороваться со старшими, слова сказать не умеет. «Помешался, — решили. — Умом тронулся».
Высказали свою догадку: «Помешался Бекир. Умом тронулся».
Услышали это люди, обрадовались. Умом тронулся. Эка невидаль! Сколько их ходит, умом тронутых, один, два помешанных — без этого деревни нет. А вот чтоб из одного человека два вышло — беда невиданная.
Рады люди забыть, что двое их было, Бекиров. Акче думается, дурной сон то был, а Фатьма нет, Фатьма знает: настоящий Бекир ушел из деревни.
Фаты кричит-клянется:
— Не было двух Бекиров. То Шайтан был. Сама видела! Как прочли Молла с Казием молитву, он, гляжу, и пошел, пошел, закрутился огнем-дымом и в небо! Чтоб мне чирей на язык, если вру!
Мальчонка голозадый, зубы щербатые, тоже подхватил;
— И я видел! Огонь как взовьется!.. Я хотел сказать, да побоялся.
Повернулась Фатьма, за деревню пошла, на пашню.
А мальчишки кричат ей вслед:
— Шайтан! Шайтан! Дай гостинчика нам! Богу на досаду! Нам на усладу!..
Посылает Акча Шайтана по воду:
— Бери казан, принеси воды!
А Шайтан понятия не имеет, как это воду носить. Ладно, думает, погляжу, как другие, так и я.
Пришел на речку, только как ни примерялся — так и этак заходил, — ничего у него не получается. Хотел было исчезнуть-пропасть, да Акча приказала воды доставить, не может он ее приказа ослушаться. А на берегу девушки собрались, глядят, потешаются. Услышали парни, пришли, видят, Бекир воды набрать не может, тоже смеяться стали. Не зря, видно, тот дед сказал: «Помешался Бекир».
Видит Шайтан-Бекир, что смеются, и сам давай смеяться. А парням что, им только позабавиться.
Один и говорит:
— Бекир! Ты казан в воду и садись на него!
Шайтан так и сделал. Залез в речку, а вода ему выше пояса, приятно — будто кто ноги почесывает. Захотелось даже водой стать.
А парни, девки на берегу смотрят, со смеха покатываются.
— Раздевайся, Бекир!
— Попляши, Бекир!
— Вот молодец!..
Прибежала Акча, схватила Шайтана за руку, вытащила из воды. А сама плачет: и стыдно ей, и зло берет, и Бекира жалко. Какой парень был: и собой красавец, и работник — лучше нет, и вот тебе — помешался!