Антология современной французской драматургии. Том II

Головина Елена В.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Да.

Друг, который сходит с ума.

Я был вашим другом. Вы не помните меня?

Мы дружили, я не забыл, когда были детьми, мы дружили тогда, неужели вы не помните, странное дело, я-то считал, что вы никак не могли этого забыть…

ЛУИ. Я вспоминаю.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Нас разлучили, вот что произошло, вы разве не помните, мы дружили, когда были детьми, и нас разлучили — вы еще говорили, что я ваш самый лучший друг, — в школе разлучили, не то чтобы кто-то специально хотел навредить нам, нет, не думаю, но так иногда бывает: отец мой поехал работать в другой город, и я тоже поехал

с ним — нас разлучили, мы вынуждены были расстаться, странно, что вы и этого не припоминаете, мне казалось, стоило лишь об этом подумать, что никогда вы не сможете забыть, никогда…

А я плакал.

МАТЬ. Он путешествовал, боюсь я этих путешествий.

Он весь мир объехал или вроде того. Родители его, я их встречаю иногда, они ведь вернулись сюда, старенькие уже, вернулись сюда жить, у них и дом здесь оставался, вот этот, он всегда им принадлежал, и они его оставили за собой, и вот когда отец вышел на пенсию, они вернулись, открыли его и снова здесь зажили.

О нем они рассказывают, я их встречаю, когда хожу в лес, я гуляю там по воскресеньям, и они тоже, мы там встречаемся, здесь большинство людей, стоит им только выйти на пенсию, гуляют по воскресеньям по этой дороге, странно, никто ведь не работает больше, стало быть, они могут гулять в любой другой день недели, хоть каждый день, если подумать, можно делать что хочешь, мы завоевали на это право — гулять где угодно всю неделю, так нет, мы гуляем только по воскресеньям, именно в воскресенье, ничего не изменилось — я встречаю его родителей, и они рассказывают о нем, что он путешествовал, а я боюсь путешествий, так вот, когда мы встречаемся и я спрашиваю, как у него дела, они так и говорят: он путешествует, совершает кругосветное путешествие или вроде того.

ЛУИ. Однажды, несколько лет назад, ты вернулся, уже не помню, от кого я узнал. Мать что ли мне позвонила, и в обычном потоке слов промелькнуло, что ты вернулся, помню ли я тебя? В детстве мы были друзьями, я не припоминаю, ей это кажется странным, потому что были неразлучными, именно это слово сказала она по телефону, неразлучными друзьями — все эти друзья, до того как появился Закадычный, как его называют, все эти друзья, которых имеешь в детстве, все они бывают неразлучными, очень точное слово, ты был первым из них — она говорит мне, что ты вернулся, вернулся и живешь теперь у своих родителей, там, то есть здесь, неподалеку от того места, где мы жили, когда были детьми. Снова.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Мне ничего другого не оставалось. Что я могу сказать? Ничего другого не оставалось. Весь прочий мир был так агрессивен по отношению ко мне, ты просто представить себе не можешь, насколько агрессивен, что мне оставалось только вернуться сюда, затаиться и понадеяться на них, что они защитят и позаботятся обо мне.

ЛУИ. Мы встречаемся, я гуляю вместе с моей матерью, и он гуляет, он с родителями — ты с родителями, он идет несколько поодаль от них, вроде как плетется за ними, молча, как и всегда, и тут внезапно я вспоминаю, он идет несколько поодаль от них и молчит, и я внезапно вспоминаю, каким он был всегда Снова вижу его.

Мы разговариваем, он сильно изменился, я его не узнаю. Думаю при этом только о себе, я ведь мог бы тебя узнать. Но не узнал, извини. Ты сильно изменился.

Когда ты тут только что заговорил со мной, мне очень жаль, но я, казалось, тебя не понимал, я и вправду не понимал, я не узнавал тебя и не понимал.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Друг, который сходит с ума Я вернулся, чтобы жить здесь, так было лучше. Мне

казалось, что я никогда сюда не вернусь, что навсегда от этого места освободился, что уехал так далеко, что никто, ничто и никогда не сможет заставить меня вернуться…

Все так думают, раньше или позже, про место вроде этого, про жизнь, которую можно в таком месте вести, про такой город, слабое подобие города, все так думают, даже и представить нельзя, что можно думать по-другому, думают, что никогда сюда не вернутся, да еще и клятвенные обещания дают, и я думал, как все, что никогда не вернусь.

Я уехал, жил в других местах и чем дольше жил, тем дальше удалялся, не переставал стремительно отдаляться. Переезжал из страны в страну, из города в город, как будто думал, что отдаляться можно вечно. Меня невозможно было найти, так мне казалось, меня невозможно было найти, никто не смог бы этого сделать, если бы кто-то и захотел меня найти, он не смог бы этого сделать, у него не было бы такой возможности.

МАТЬ. Он сделался тихо помешанным, как говорят, так говорили другие люди, прогуливаясь, вроде меня или вроде его родителей, по дороге, ведущей в лес, так говорили все люди, впрочем, всегда одни и те же, которые жили там, в этом городе, подобии города, и гуляли по воскресеньям по этой дороге, все они говорили, что он тихо тронулся в уме и совершенно не в состоянии теперь находиться в одиночестве, в одиночку преодолевать жизненные трудности, противостоять им, именно так говорили об этом люди.

И вот он вернулся и живет с ними, а они, родители то есть, заботятся о нем, как о больном ребенке, точно так, будто о больном ребенке, больном ребенке своего рода, ребенке, не знаю, как бы это получше сказать, ребенке, который болен самим собой.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Друг, который сошел с ума.

Каким образом мог я тебе об этом рассказать?

Я бы так тебе об этом рассказал, так хорошо бы об этом рассказал, что ты сразу бы в какой-то мере был тронут, не смейся, был бы тронут, я бы так хорошо тебе рассказал, что ты тотчас бы снова стал моим другом.

Я до такой степени начал бояться всего на свете, так стал всего бояться, что ни за что не хотел больше сдвинуться с места, я словно прилип к этому месту и не желал двигаться.

Я оставался еще далеко отсюда, я столько путешествовал, что оказался слишком далеко, чтобы можно было бы так просто вернуться, я был далеко отсюда, и мне казалось, что я больше не в состоянии двигаться, будто парализованный, будто меня разбил паралич, будто я оказался парализован внезапным страхом и уже ничто и никто, даже собственный разум, к которому обычно взывают, что уже ничто и никто не смог бы заставить меня пошевелиться, ни малейшего шага, даже крохотного шажка не мог я сделать по собственной воле, я был далеко и без средств, был в страхе, по-другому и не скажешь, потому что неспособен был себя защитить, я был в таком страхе, ты представить себе не можешь, в таком ужасе, ты должен себе представить, я постараюсь хорошо рассказать, чтобы ты представил, и ты бы снова стал моим другом, и не оставил бы меня.

Я вернулся сюда, попросил, чтобы меня сюда привезли, я позвонил, не знаю даже, как мне удалось, но я обратился к властям за помощью, и я вернулся.

Теперь я при них, именно при них, они мои родители, куда же мне было еще идти?

Я при них, как в детстве, как будто я снова стал ребенком или, что совершенно то же самое, как будто я уже состарился, и мне уже не нужно ни о чем заботиться, и мне уже совершенно нечего бояться.

ЛУИ. Я припоминаю. Мы играли вот здесь.