Антоний и Клеопатра
Шрифт:
Фонтей решил сменить тему, но не мог придумать, чем бы развеселить ее.
— Ты возвращаешься домой? — спросил он.
— Да. Не люблю навязываться, но не мог бы ты найти мне корабль?
— Есть лучший вариант, — спокойно сказал он. — Твой брат поручил мне позаботиться о тебе, а это значит, что я поеду с тобой.
Октавия почувствовала облегчение, почти радость. Фонтей заметил, что лицо ее стало не таким напряженным. Он, Гай Фонтей Капитон, страстно мечтал о том, чтобы внушить ей любовь к нему. Многие женщины говорили, что могли бы полюбить его, а две жены определенно любили, однако они ничего собой не представляли.
— В каком странном мире мы живем, — криво усмехнулся Фонтей. — Ты сможешь сегодня вечером вынести постановку «Женщины Трои»? Признаю, что тема близка нашей сегодняшней ситуации: женщины потеряли своих мужей. Но Еврипид настоящий мастер, а состав актеров великолепный. Деметрий из Коринфа играет Гекубу, Дориск играет Андромаху, а Аристоген — Елену. Говорят, он поразителен в этой роли. Ты пойдешь?
— Да, конечно, — ответила она, улыбаясь ему. Даже глаза ее улыбались. — Что значит мое горе по сравнению с их горем? По крайней мере, у меня есть дом, дети, свобода. Мне будет полезно увидеть страдания троянских женщин, к тому же я никогда не видела этой пьесы. Я слышала, что она разрывает сердце, поэтому я смогу поплакать еще над чьим-то горем.
Когда месяц спустя Октавия прибыла в Рим, Октавиан не сумел сдержать слез, жалея сестру. Стоял сентябрь, и он уже готов был начать свою первую кампанию против племен Иллирии. Смахнув слезы, он швырнул на стол два письма Антония, переданные ему Фонтеем, и постарался взять себя в руки. Бой выигран, и он скрипнул зубами в ярости, но не на Фонтея.
— Спасибо, что ты пришел ко мне, прежде чем я увидел Октавию, — сказал он Фонтею и протянул ему руку. — Ты честно выполнил поручение, был добр к моей сестре, и мне не нужно, чтобы она это подтверждала. Она… она очень подавлена?
— Нет, Цезарь, она не такая. Поведение Антония сломило ее, но не уничтожило.
Октавиан согласился с его мнением, когда увидел сестру.
— Ты должна жить здесь, со мной, — заявил он, обняв ее за плечи. — Разумеется, перевезем и детей. Ливия Друзилла считает, что тебе нужна компания, а Карины слишком далеко.
— Нет, Цезарь, я не могу, — сразу отказалась Октавия. — Я жена Антония и буду жить в его доме, пока он не попросит меня выехать. Пожалуйста, не ругай меня и не заставляй переехать! Я не передумаю.
Вздохнув, Октавиан посадил ее в кресло, придвинул к ней другое, сел и взял ее руки в свои.
— Октавия, он не приедет к тебе.
— Я это знаю, маленький Гай, но это не имеет значения. Я все еще его жена, а значит, он надеется, что я позабочусь о его детях и его доме, как должна жена, когда ее муж в отъезде.
— А как с деньгами? Он же не может тебя обеспечивать.
— У меня есть свои деньги.
Это ему не понравилось, но гнев его был вызван бессердечностью Антония.
— Твои деньги — это твои деньги, Октавия! Я заставлю сенат выделить тебе достаточную сумму из жалованья Антония, чтобы ты могла следить за его имуществом здесь, в Риме, и за его виллами.
— Нет, пожалуйста, не делай этого! Я буду вести счет своих трат, и он сможет выплатить мне, когда вернется домой.
— Октавия, он не вернется домой!
— Откуда такая уверенность, Цезарь?
— Он устал от тебя, дорогая моя.
— Нет, — решительно отвергла она. — Я все еще его жена, он не развелся со мной.
— Только для того, чтобы сохранить «своих» сенаторов и всадников. Никто не может сказать, что он навсегда в когтях царицы Египта, если он не развелся с тобой, его настоящей женой.
— Никто не может сказать? О, перестань, Цезарь! Это ты не можешь сказать! Я не слепая. Ты хочешь, чтобы Антоний выглядел предателем, — это выгодно для тебя, но не для меня.
— Если тебе так легче, верь в это, но это не так.
— Я остаюсь при своем мнении, — вот все, что она сказала.
Октавиан ушел от нее, не чувствуя ни удивления, ни раздражения. Он знал ее так, как только может знать младший брат с разницей в четыре года, ходивший за старшей сестрой словно привязанный, свидетель высказанных вслух мыслей, девичьих разговоров с подружками, подростковых увлечений, влюбленностей. Она была влюблена в Антония задолго до того, как стала достаточно взрослой, чтобы любить его как женщина. Когда Марцелл попросил ее руки, она безропотно покорилась судьбе, потому что знала свой долг и даже не мечтала о браке с Антонием. Он был настолько в руках Фульвии, что восемнадцатилетняя Октавия оставила всякую надежду, если таковая у нее и была.
— Она не переедет сюда? — спросила Ливия Друзилла, когда он вернулся.
— Нет.
Ливия Друзилла прищелкнула языком.
— Жаль!
Октавиан засмеялся, нежно провел рукой по ее щеке.
— Какая чушь! Ведь ты очень рада. Ты не любишь детей, жена, и хорошо знаешь, что эти избалованные, непослушные дети стали бы бегать здесь повсюду, сколько бы мы их ни сдерживали.
Она захихикала.
— Увы! Совершенно верно! Хотя, Цезарь, это не я ненормальная, а Октавия. Дети — это замечательно, и я была бы рада забеременеть. Но Октавия переплюнет даже кошку. Я удивляюсь, что она согласилась поехать в Афины без детей.
— Она поехала без них, потому что, если продолжить кошачью тему, она знает, что Антоний — кот и относится к детям так, как к ним относишься ты. Бедная Октавия!
— Жалей ее, Цезарь, я не против, но не забывай о том, что лучше пусть у нее переболит сейчас, чем позже.
20
Пока Публий Канидий и его семь легионов успешно воевали в Армении, Антоний оставался в Сирии, якобы для того, чтобы наблюдать за войной против Секста Помпея в провинции Азия и собрать большую армию для своей следующей кампании в Парфянскую Мидию. Всего лишь предлог; целый год он медленно, болезненно выходил из запоя. Пока дядя Планк управлял Сирией, племянник Титий заменил Антония и повел армию в Эфес, чтобы помочь Фурнию, Агенобарбу и Аминте Галатийскому справиться с Секстом Помпеем. Это Титий загнал его в угол во фригийском Мидее, и это Титий сопроводил его к азиатскому берегу в Милете. Там по приказу Тития он был убит, о чем Антоний громко сожалел. Он обвинил дядю Планка в том, что тот поручил это Титию, но дядя Планк настаивал, что от Антония поступил секретный приказ. Антоний рычал, что это не так!