Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Общее впечатление от изображенного на разорванном листке совпадает с темой «Песни о хлебе» Есенина, созданной в том же 1921 г., до 26 февраля:
Наше поле издавна знакомо
С августовской дрожью поутру.
Перевязана в снопы солома,
Каждый сноп лежит, как желтый труп .
На телегах, как на катафалках ,
Их везут в могильный склеп – овин.
Словно дьякон, на кобылу гаркнув,
Чтит возница погребальный чин (I, 151).
«Лошадиная символика»
Н. И. Шубникова-Гусева увидела в орнаментальной подписи
Поэтический сборник «Лошадь как лошадь» В. Г. Шершеневича издан в 1920 г. и стал знаковой книгой. Тому послужили две основные причины: 1) заглавие сборника отражало ведущую «конскую символику» в творчестве всех имажинистов; 2) послепечатная история книги была курьезной и вызвала смех всех посвященных в нее лиц. Об этом сообщили автор в «Великолепном очевидце» [1875] (1934–1936) и Рюрик Ивнев в «Мемуарах» (1942). Последний так описывает дальнейшую историю сборника «Лошадь как лошадь»:
…чиновники из «Центропечати», рассортировывая закупленный материал, не раскрыв даже книгу и не поинтересовавшись ее содержанием, руководствуясь лишь заглавием, распределили весь тираж этой книги по учреждениям, связанным с рубрикой «Зоотехника». Малкин <директор «Центропечати»> потом рассказывал, что когда об этом случае узнал Ленин, он безудержно хохотал. [1876]
«Лошадиная символика» проникла в сочинения всех имажинистов и являлась ведущей. В. Г. Шершеневич указывал в «2×2=5. Листы имажинизма» (1920): «Мы были убеждены, что лошадь четырехнога, но стоило кубистам изобразить шестиногую лошадь, и каждому не слепому стало ясно, что по Тверской бегают именно шестиногие лошади». [1877] Множество поэтических строк В. Г. Шершеневича посвящено этому грациозному домашнему животному: «А у подъезда стоял рысак : // Лошадь как лошадь . Две белых подпалины»; «И плетется судьба измочаленной сивкой »; « Битюг ругательств. Пони брани » [1878] и др.
Г. Б. Якулов создал множество картин с изображением лошадей. Уже сами их названия посвящены конской тематике: это «Скачки» (1905 и 1911), «Этюд с лошадью и повозкой» (1910), «Городской пейзаж с лошадью и повозкой» (1910), «Бой амазонок» (мотив фриза, 1910 и 1912), «Дрожки» (декоративное панно для кафе «Стойло Пегаса», 1919), «Нападение льва на лошадь» (декоративное панно, 1919) [1879] и др. Но особенно интересен «Гений имажинизма» (1920) – аллегорическое изображение своеобразного кентавра или Полкана-богатыря – человека с копьем, рапирой, серпом, молотом, веслом и вилами, с туловищем лошади, с хвоста которой свисает надпись «имажинисты». [1880]
Памятуя об имажинистском кафе «Стойло Пегаса», расписанном художником Г. Б. Якуловым, и образе самого крылатого коня в творчестве имажинистов, Сергей Григорьев в трактате «Пророки и предтечи последнего завета. Имажинисты Есенин, Кусиков, Мариенгоф» (1921) указывал:
Пегас – не конь поэтов: его пора свести на конебойню. Стойло Пегаса можно отдать поэту Маяковскому, пусть там стоит, бьет о землю некованным копытом и ржет стоялым жеребцом… <…> Конь нынешних поэтов не Пегас, а само время, закованный в латы Аль-Бар-рак, конь Магомета,
Художник Дид-Ладо, который расписывал с имажинистами Страстной монастырь, переименовывал улицы Москвы в честь имажинистов и вешал на шею Пушкину-памятнику плакат «Я с имажинистами», «карандашом доказывал сходство всех имажинистов с лошадьми: Есенин – Вятка, Шершеневич – орловский, я – гунтер», [1882] и есенинская кличка прижилась в домашнем быту. Спустя много лет, в 1972 г., А. Б. Никритина (жена А. Б. Мариенгофа) сообщала Ларисе Сторожаковой в письме: «Есенина звали “Вяточка”. Это лошадка». [1883]
У А. Б. Кусикова «конские образы» не только часто встречались в тексте, но и давали заглавия стихотворениям: «Я треножу коней , моих дум табун » (« Кони золотистые », 1919); «Так мчись же, конь , мой конь незримый , – // Не поредела грива дней…» (« Аль-Баррак », 1920); «В дáли кони безногие плыли» (« Кони безногие », 1920); «Но ведь конь мой не снимет дыбы, // И арканом его не унять» («Аль-Кадр», 1921); «Как конь топырит уши, // Снимая радость с повода» («Джульфикар», 1921); «Мчитесь, мчитесь, ветвистые кони » (« Кони ветвистые », 1922). [1884]
А. Б. Мариенгоф в теоретическом трактате «Буян-остров. Имажинизм» (1920) аллегорически указывал: «Художник сковывает копыта скачущей лошади…». [1885] В поэзии идут «конские» сопоставления и символы: «Кто оборвет, кто – скифских коней галоп ?» («Октябрь», 1918); «В небо ударил копытами грозно // Разнузданный конь русский » («Толпы, толпы, как неуемные рощи…», 1919); « Конь революций буйно вскачь» («Марш революций», 1920); «Как табуны пройдут покорно строфы // По золотым следам Мариенгофа // И там, где, оседлав, как жеребенка месяц, // Со свистом проскакал Есенин» («На каторгу пусть приведет нас дружба…», 1920); «Быстрее, разум-конь , быстрей!» («Сентябрь», 1920); «Привезут розовые кони // Зари // Другое небо» («Друзья», 1921); «“Что слава?” – // Арабской крови жеребец : // В копытах ветер» и «Приводит на аркане // В конюшню // Ветрокопытого коня » («Разочарование», 1921); [1886] «Тебя, наездник дикого Пегаса » [1887] («Заговор дураков», 1921 – с аллюзией на кафе «Стойло Пегаса»); «У древних был // Крылатый конь Пегас » («Воспоминания», 1925) [1888] и др.
Образ коня в творчестве Есенина частотен и многопланов. Это обычное домашнее животное в хозяйстве крестьянина; и сложный аграрно-зооморфный образ вроде коня-избы; и боевой конь казака, кочевника; и мифологический солнечный и лунный конь; и пришедший из античности крылатый конь; и библейский конь – властитель судьбы, конь вечности; и белый конь победителя; и литературный конь-аллюзия; и аллегорический конь цивилизации. Образ коня-солнца Есенин мог «подглядеть» на пропильных наличниках со знаком пары «солнечных коней», с двух сторон устремленных к «солярной розетке» (этот орнамент распространен на Рязанщине и встречается до сих пор). Есенин включил конские образы в заглавия стихотворений или названия по первой строке: « Табун » (1915); «Эх вы, сани! А кони, кони !..» (1925).