Антропология Св.Григория Паламы
Шрифт:
Святоотеческое мироощущение так и смотрит на этот мир, как на отображение иного мира. Экран эмпирической действительности есть только сложное сплетение преходящих символов, таинственно говорящих о вечных и непреходящих, идейных реальностях иного плана. На вещах и явлениях сохранился отпечаток чего-то иного, отзвук иных миров. Они говорят о вечных прообразах этого мира, они вещают о Самом Создателе. У вещей есть свой язык, как у тварного мира есть своя Душа, вся природа являет собою таинственный иероглиф. И не потому только, что в этом мире для нас еще много недоступных "законов природы" и "естественнонаучных загадок", которые, при постепенном усовершенствовании научного знания, станут более понятными, будут изучены и им найдутся соответствующие "законы", откроются новые космические силы, химические элементы, планеты и пр., – это все не так важно! – ибо это все почивает в плоскости той же природы. А таинственна она потому, что скрывает в себе какую-то загадку иного мира, что-то недоведомое из области потустороннего, не природного, не тварного, скажем просто: из жизни божественной. Природа знает что-то большее о Боге и Его премудром плане, чем ученые системы богословов.
Между миром этим и миром идей, между человеком и Богом есть глубокое, вечное сродство. Они связаны узами органической близости. И
Жюжи обвинял язык Паламы в "антропоморфизмах в отношении к Богу, язык нечистый и ложный" [1784] , но этим самым ученый недруг Православия признался в своем символическом нечувствии, Приближение Бога к человеку в богословском сознании и искание в человеке и мире символов божественного бытия, отпечатков творческого акта Божия вовсе не есть грубость и ложь антропоморфизма, а только целостное понимание взаимоотношения Бога к миру. Бог не сливается с тварью пантеистически, но между ними нет опять-таки непроходимой бездны. Антропоморфизм языческой мифологии нам, конечно, не приемлем по своей чувственности и какой-то примитивной наивности, но нельзя все же не признать, что антропоморфизм сделал шаг вперед, что он прозрел, почувствовал, (но не сумел верно выразить) близость твари к Богу и Его любовь к ней, их в известном смысле родственность. Этот языческий антропоморфизм выражает тоску человечества, по сострадающем ему Боге, тоску по Богочеловечестве.
[1784]
"Palamas", col. 1760.
Недаром некоторые писатели церкви, – правда, они в меньшинстве, – усматривали образ Божий в теле человека, "в котором в будущем будет облечен Иисус Христос" [1785] . И наше литургическое богословие в своем чине погребении, устами св. Иоанна Дамаскина, оплакивает: "плачу и рыдаю… по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну", т. е. нашу тленную, "лежащую во гробах" плотскую красоту. Это не значит, что Бог есть тело ("Deus corpus est" Тертуллиана), но, что тварь имеет свое начало в безначальности Божией, что она выношена в Триедином Совете Божией Премудрости и создана рукою Божией (опять антропоморфизм!)
[1785]
Св. Ириней "Доказательство", гл. 22. Сравни также Тертуллиана в его еще до-монтанистском "Adv. Prax.", cap. XII, MPL·, t. 2,col. 168 A:
Псевдо-Дионисий пишет: "сама материя, получив бытие от Истинной Красоты, сохраняет чрез все свое материальное устроение некие следы духовного благообразия, через посредство ее можно подняться до нематериальных прообразов ее" [1786] . Преп. Симеон Новый Богослов, сказав о творении мира Богом, поясняет, что внутри тварей "остался тот невещественный свет, непричастный ничего из этого мира" [1787] . Как под пеплом, в ней тлеет божественный огонь, она свидетельствует своим дыханием и внутренним светом о Божественном Создателе. Поэтому тварь и может одухотвориться, поэтому она вместе с нами и чает освобождения от рабства "законам природы". Она совокупно стенает (мучается родильными муками, Рим. VIII, 22), ожидая просветления. Потому то и человек может одухотвориться, что ему дано при творении нечто от Духа. Человек и духовен, а не только плотян и продан под грех. У исихаста "ум передает знаки божественной красоты и соединенному с ним телу" [1788] . Тело может стать одухотворенным (1 Кор. XV, 44). В этом устроении человека "по образу" и видно отображение иного плана, видно, что человек изначально божественен, что он не только земнороден, что в нем заложено богочеловеческое, почему и своим устроением он символически говорит о Боге. При большей чуткости и прозорливости можно, всматриваясь в человека, читать символические начертания божественной руки и по нему учиться интуитивно богословствовать.
[1786]
"Hier, coelest.", II, 4. – MPGr. t. 3, col. 144 B: Cf: Pachimeri periph: ibid., col. 160 AB; St. Maximi scholia, MPGr. t. 4, col. 44 D-45 В:
[1787]
Гимн 44, стр. 205–207.
[1788]
"Vita St. Petri". col. 1013 A.
И человек этот ждет своего возвращения в вожделенное отечество, чтобы снова стать жителем рая, как о том говорит погребальный чин.
Глава Седьмая Образ и подобие Божие (человек и ангелы)
"Все плоды цивилизации, изобретения и успехи человеческого разума – все это отселе составляет для нас дары Бога-Слова".
Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев)
"Неравенство есть основа всякого космического строя и лада, есть оправдание самого существования человеческой личности и источник всякого творческого движения в мире. Всякое рождение света во тьме есть возникновение неравенства. Всякое творческое движение есть возникновение неравенства, возвышение, выделение качеств из бескачественной массы. Само богорождение есть извечное неравенство. От неравенства родился и мир, космос. От неравенства родился и человек".
Н. А. Бердяев. "Философия неравенства".
Из исторического обзора святоотеческой антропологии, очевидно, что почти все писатели и учители Церкви коснулись в той или иной мере вопроса о богоподобии человека. Это и понятно, так как учение об образе и подобии Божием есть чисто библейская особенность. Внехристианская антропология не знает ничего об этом и не включает в свою схему человека категории богоподобна. Но из того же исторического обзора должно было быть ясно, что этот вопрос не освещается святыми отцами единообразно. Прежде всего, среди писателей и учителей церковных одни различают образ от подобия, другие же склонны считать эти выражения синонимами. Кроме того, как это было показано, не всеми учителями Церкви вкладывается в это
Чтобы понятнее было учение св. Григория Паламы по этому вопросу, необходимо суммировать, сказанное выше. Необходимо классифицировать мнения церковных писателей. За тринадцать веков развития церковной мысли по интересующему нас вопросу было сказано столько, что систематизация святоотеческих идей может легче осветить мнение самого Паламы и уяснить истоки и непосредственные влияния в его антропологических воззрениях.
Едва ли не большинство церковных писателей хотели видеть образ Божий в разумности (духовности). При этом некоторые ограничивали богоподобие только одним этим свойством человеческого существа, тогда как другие допускали наряду с разумностью и другие силы и способности человека. К сторонникам этого взгляда надо причислить: св. Климента Римского [1789] , Климента Александрийского [1790] , Оригена [1791] , св. Мефодия Олимпийского [1792] , св. Афанасия Александрийского [1793] , св. Кирилла Иерусалимского [1794] , св. Василия Великого [1795] , св. Григория Богослова [1796] , св. Григория Нисского [1797] , св. Макария Египетского [1798] , св. Диадоха Фотики древнего Эпира [1799] , св. Кирилла Александрийского [1800] , св. Нила Синайского [1801] , Василия Селевкийского [1802] , св. Максима Исповедника [1803] и св. Иоанна Дамаскина [1804] .
[1789]
I Ad Corinth. cap. 33, 4–5.
[1790]
"Strom." V, 14.
[1791]
"De princip." 1. l, 7; IV. 37.
[1792]
"Conviv." VI. 1.
[1793]
"Contra Gentes". 2; "De incarn.", 11.
[1794]
"Catech.", IV, 18.
[1795]
"Homil. in "Attende tibi ipsi"; "In gratiarum actione", 2.
[1796]
Oratio 38, 11, 12, 45, 7.
[1797]
"De opificio hominis", 16.
[1798]
Homil. l, 7; XV, 28.
[1799]
"Подвижнич. слово", cap. 78.
[1800]
"In Joannem". XIV, 29.
[1801]
"De divers. malign. cogitat.", 19.
[1802]
Oratio III, 2.
[1803]
"Mystagog." VI.
[1804]
"De fide ortho." II, 12.III, 18; "De duabus volunt."; "De octo spirit. nequit."
Некоторые, из упомянутых писателей, допускали наряду с духовностью или разумностью еще и свободную волю, как признак образа Божия. Следует назвать: св. Кирилла Иерусалимского, св. Григория Нисского, св. Макария Египетского, св. Кирилла Александрийского, Василия Селевкийского и св. Иоанна Дамаскина. (Только что приведенные под строкой произведения этих писателей, должны быть упомянуты и в данном случае).
Сравнительно мало усматривают образ Божий в бессмертности. Это: Татиан Ассириец [1805] , Климент Александрийский [1806] , св. Кирилл Иерусалимский [1807] и св. Иоанн Дамаскин [1808]
[1805]
"Oratio", 7.
[1806]
"Strom." VI, 12.
[1807]
Catech. IV. 18.
[1808]
"De octo spirit. nequitiae".
Не мало писателей Церкви усматривают образ и подобие Божие в господственном или начальственном положении человека в мироздании. Здесь, прежде всего, надо упомянуть св. Иоанна Златоуста, который это особенно подчеркивает [1809] . Кроме него надо указать на: св. Григория Нисского [1810] , св. Ефрема Сирина [1811] , св. Кирилла Александрийского [1812] , Василия Селевкийского [1813] и св. Иоанна Дамаскина [1814] .
[1809]
Homil. "In Genesim" VIII, 3; "De mundi creatione" V, 4; "De status VII
[1810]
Sermo in Genesim, II.
[1811]
"In Genesim", I, 26.
[1812]
MPGr. 76. 1068.
[1813]
"Oratio" III, 2.
[1814]
"De imagin." III, 20; "De octo spirit. nequitiae".