Анютины глазки 2

Колч Агаша

Помахав вслед мобилю платочком, пошла на урок по зельеварению. О декретных отпусках на Длани слыхом не слыхивали, да и работа у меня нетяжёлая. Рецепты снадобий, обязательных для любого мага, я помнила наизусть. Могла диктовать даже если бы посреди ночи разбудил кто. Потому-то и не считала нужным бездельем маяться, когда друзья будут тянуть двойную нагрузку, обучая доверившихся нам подростков.

– Почему обязательно обсолонь* взвар помешивать?

Каждый раз одни и те же вопросы, благо что ответы слетают с языка так же, как и лекция целиком.

– Хороший вопрос, юноша! – Есть у нас, преподавателей,

договор: обязательно хвалить за вопросы. «Любопытство не порок, а источник знаний», – ещё и приговаривает магистр каждый раз, когда его о чём-то спрашивают. Я же хвалю без затей. – Считается, что, помешивая жидкость посолонь, вы вступаете в конфликт с самой природой, с некой малоизученной силой, которая возникает из-за вращения планеты. Жидкость бьется о стенки сосуда, уменьшая свою полезность. Помешивая зелья обсолонь, вы тем самым дополнительно получаете природную помощь и обогащаете свои снадобья силой сверх задуманной. К тому же помешивать строго в одном направлении это ещё и хорошая привычка. Например, при изготовлении эмульсии, путая вектор движения пестика и взбалтывая снадобье в разные стороны, вы гарантированно испортите продукт.

Вторая часть занятий это практика, на которой и выясняется, кто как слушал теорию. Хорошо, что наши зелья из раздела травоведения, а не алхимии, и что-то по-настоящему серьёзное – взрывообразные хлопки, выбросы ядовитых газов или облакоподобных образований, появление из пробирок агрессивных субстанций – случается крайне редко. Но насколько тщательно ни проверяй подготовленные заранее лабораторные наборы, как ни контролируй едва ли не каждый шаг адептов, нечто чудесатое раз в семестр всё равно случается.

С наступлением моей беременности Гус строго-настрого предупредил всех учеников, что если даже кто в ладоши неожиданно за моей спиной хлопнет и тем напугает, то не сносить проказнику головы. В буквальном смысле слова. Не говоря уже о шалостях на лабораторных. Сказано растереть в порошок лист подорожника – значит, подорожник в ступку и положить, а не корень взрыв-травы в смеси с бодягой болотной пестиком разбивать.

Казалось, что должна магия добавлять серьёзности и ответственности одарённым, но она окончательно не извлекает из седалищ адептов инструмент под названием «шило», толкающий на безмозглые поступки.

С момента предупреждения и до сегодняшнего дня вели себя ученики на практических занятиях как паиньки. Но то ли звёзды над Левым континентом так сложились, то ли отъезд Гуса повлиял, то ли всё разом накопилось – только через край плеснуло.

На одном лабораторном столе смешались две жидкости, вытекшие из разных сосудов, превратившись в третью. В ту самую плотоядную субстанцию, которую регулярно изобретали наши ученики. Как узнала, что жижа получилась хищная? На столе стояла клетка с мышами – не на людях же испытывать зелья адептов – и когда красное густое варево, изготовленное двумя охламонами, смешалось с ядовито-зелёной бурдой, сваренной девицей, возомнившей себя ведьмой лесной, то смесь цвета и аромата фекалий, помедлив несколько секунд, мгновенно перетекла в клетку, где и поглотила несчастных животных.

*Название направления движения «против солнца». Посолонь – «по солнцу».

Глава 9

– Все вон из класса! – взвизгнула я, не отводя взгляда от опасной субстанции.

Учеников, замерших в шоке от увиденного, моя команда вернула в реальность, и они дружной толпой ринулись к

выходу.

– Кто-нибудь позовите магистра! – крикнула я в спины драпающих, лихорадочно соображая, что же делать.

Магия земли хороша и полезна. Можно возвести дом и жить в нём, можно поставить плотину и остановить водный поток, разрушающий всё, что встретится на пути, можно подпитать землю и вырастить замечательный урожай. Много чего способен сделать маг земли. Даже голема создать и приказать тому сотворить нечто, требующее непомерных физических усилий. Одно в моём даре плохо – отсутствие стремительности.

Самые быстрые стихии – это огонь и воздух. Вода немного медленнее, а земля и вовсе малодинамична. Но огонь не может гореть вечно, рано или поздно топливо закончится и пламя потухнет. Даже самый бешеный ураган, пролетев какое-то расстояние, теряет силу и опадает. Вода может испариться, замерзнуть или, закончив стремительный бег, стать болотом. Так и заклинания чародеев-стихийников: быстры, действенны, но конечны. Природные законы, они же не просто так, они и на магию распространяются. Земля, хоть и относится к стихиям, но другая. Почва, камни, горы существуют миллионы лет. Если они и подвержены движению, то это почти невозможно отследить за одну человеческую жизнь. Таков дар земной. Как бы ни был силён волшебник, но зёрна, брошенные в землю, мгновенно не принесут урожай, и стены, пусть и очень быстро, но всё-таки складываются из отдельных камней постепенно. В этом есть определённый смысл и правильность бытия.

Оттого-то чаще всего боевые маги это воздушники и огневики. Земля – возведение обороны. Вот и сейчас, прикрывая спиной учеников, я пыталась вспомнить что-то защитное. Щит? Слабенький он у меня, но хоть на минуту, надеюсь, задержит гадость неведомую.

Вскинула руки навстречу приподнявшейся, словно кобра на хвосте, субстанции, но случилось невероятное. Сын, не мешавший мне вести урок, вдруг встрепенулся. Да так, что у меня зубы клацнули. «Тихо, малыш, тихо. Сейчас мама постарается разобраться с этой мерзостью», – мысленно потянулась я к своему неродившемуся дитяте. Но, кажется, у сына было своё мнение на этот счёт.

Вдруг мою неспешную, стабильную стихию подменила другая. Тело окатило сухой, жаркой волной. Через вытянутые в защитном жесте руки, словно из огнемётов, хлынул поток огня. Я едва сумела сдержать крик боли. Моё тело не было готово к такому. Через каналы силы выливалось пламя, обжигая и высушивая кожу пальцев до волдырей и трещин, в которых кипела кровь. Ногти плавились, скручиваясь в подобие семян календулы, становясь такими же сухими и изогнутыми.

Всё это я отмечала краем сознания, пытающегося покинуть тело. Но страх за детей – моего и чужих, но тоже моих, – не позволил быть слабой.

Едва ли это длилось дольше секунды, иначе я бы не выдержала, но мне показалось, что мучительные мгновения растянулись на бесконечные часы. Сквозь боль, туманившую сознание, видела, как от жара пламени, струящегося из моих рук, неохотно испаряется, постепенно съёживаясь, разлившаяся по столу лужа, и превращается в концентрированную кучку не то пепла, не то праха. Только после этого смогла попросить: «Всё, сынок, всё. Нет больше опасности, родной. Хватит!» Из последних сил перенесла – хорошо, что пепел это большей частью минералы, легко поддающиеся моей магии – прах опасного неведомого убрала в пустую банку и укупорила притёртой пробкой. Только после этого со спокойной совестью сползла вдоль стены на пол, где и провалилась в блаженную тьму.