Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
Старики наивными не бывают.
Слыша топот удалявшейся лошади, Питу подбежал к дверям. Он увидел, что Катрин скачет по узкому проселку, который тянется от фермы до большой дороги, ведшей в Ла-Ферте-Милон и упиравшейся в подножие невысокой горы с поросшей лесом вершиной.
С порога он послал девушке прощальный привет, полный сожалений и смирения.
Но едва он всем сердцем и взмахом руки попрощался с Катрин, как на ум ему пришла одна мысль.
Катрин вольна запрещать ему ехать с нею вместе, но она
Катрин вольна сказать Питу: «Я не желаю вас видеть», но она не может ему сказать: «Запрещаю вам смотреть на меня».
Итак, Питу подумал, что все равно делать ему нечего и ничто на свете не воспрепятствует ему пройтись вдоль леса по той же дороге, по которой скачет Катрин. Таким образом, он останется незамеченным, а сам издали будет видеть ее сквозь деревья.
От фермы до Ла-Ферте-Милон было не более полутора лье. Полтора лье туда да полтора обратно – разве для Питу это расстояние?
К тому же Катрин выедет на дорогу по проселку, идущему углом к лесу. Срезав угол, Питу сэкономит четверть лье. И весь путь до Ла-Ферте-Милон и обратно составит не более двух с половиной лье.
А два с половиной лье не напугают человека, который словно ограбил Мальчика-с-пальчика и отобрал у него сапоги-скороходы, которые тот стащил у Людоеда.
Едва план созрел в голове у Питу, он ринулся его исполнять.
Когда Катрин выезжала на большую дорогу, Питу, прячась в высокой ржи, добрался до лесу.
Еще миг, и он очутился на опушке, а там перескочил через ров и устремился в лес с проворством вспугнутой дикой козы, хотя и без ее грации.
Так он бежал около четверти часа и наконец заметил просвет в том месте, где была дорога.
Там он остановился и прислонился к шероховатому стволу огромного дуба, за которым его невозможно было увидеть. Он был уверен, что обогнал Катрин.
Но он прождал десять минут, даже четверть часа, и никого не увидел.
Может быть, она что-нибудь позабыла на ферме и вернулась? Вероятно, так оно и было.
Питу с величайшими предосторожностями приблизился к дороге, высунул голову из-за толстого бука, который рос прямо в придорожной канаве, и осмотрел всю дорогу до самого поля, благо она была прямая, как стрела, и хорошо просматривалась, но не увидел ни души.
Катрин что-нибудь забыла и вернулась на ферму.
Питу вновь зашагал. Если Катрин еще не доехала до фермы, он увидит, как она возвращается, если доехала – увидит, как она покидает ферму.
Питу семимильными шагами понесся к полю.
Он шел по песочной обочине дороги, там ему было мягче идти, и вдруг застыл на месте.
Катрин ехала на иноходце.
Иноходец свернул с большой дороги, свернул с обочины на узкую тропку; у поворота на столбе было написано:
Питу поднял глаза и увидал вдали, на другом конце тропы, на фоне голубоватого леса белую лошадь и красный казакин м-ль Бийо.
Она была далеко, но для Питу, как мы знаем, не существовало больших расстояний.
– Эге! – вскричал Питу, снова устремляясь в лес. – Значит, она поехала не в Ла-Ферте-Милон, а в Бурсон! Но я не ошибся. Она несколько раз повторяла, что едет в Ла-Ферте-Милон, ей дали поручение в Ла-Ферте-Милон. Да и мамаша Бийо говорила про Ла-Ферте-Милон.
Так рассуждал Питу, а сам бежал и бежал, торопясь все пуще и пуще; он несся как угорелый.
Его влекло вперед подозрение – чувство, с которого начинается ревность, и Питу был не просто двуногое: он казался одной из тех летательных машин, которые так замечательно придумывали Дедал и прочие механики древности и, к сожалению, так дурно осуществляли.
Он был точь-в-точь похож на тех соломенных человечков, которые вращаются под дуновением ветра на лотках у торговцев игрушками.
Руки, ноги, голова – все крутится, вертится, разлетается.
Огромные ноги Питу промахивали по пять футов с каждым шагом; руки, похожие на два валька, насаженные на палку, загребали воздух подобно веслам. Всем лицом – ртом, ноздрями, глазами – он вбирал в себя воздух и шумно выдыхал его.
Ни один конь на свете не отдавался бегу с такой страстью.
Когда Питу заметил Катрин, их разделяло более полулье; за то время, пока он преодолел это расстояние, девушка едва успела отъехать вперед на четверть лье.
Он бежал вдвое быстрее лошади, трусившей рысцой.
И наконец он поравнялся с девушкой, следуя параллельно ее тропе.
Теперь он гнался за ней не только для того, чтобы ее видеть: он хотел ее выследить.
Она солгала. Зачем?
Как бы то ни было, следовало вывести ее на чистую воду, чтобы получить перед ней преимущество.
Питу нырнул головой в папоротник и терновник, сокрушая преграды каской и при случае пуская в ход саблю.
Между тем Катрин ехала теперь шагом, и треск ломающихся ветвей то и дело долетал до нее, заставляя прислушиваться и лошадь, и всадницу.
Тогда Питу, не сводивший глаз с девушки, останавливался и переводил дыхание; он давал ей время успокоиться.
Но это не могло продолжаться долго, и в самом деле, вскоре кое-что случилось.
Внезапно Питу услышал, как лошадь под Катрин заржала, и в ответ раздалось другое ржание.
Второй лошади, той, что откликнулась, было еще не видать.
Но Катрин огрела Каде хлыстиком из падуба, и Каде, передохнув одно мгновение, вновь перешел на крупную рысь.
Спустя пять минут быстрой скачки Катрин повстречалась со всадником, который скакал ей навстречу так же поспешно, как она.