Анж Питу (др. перевод)

Дюма-отец Александр

Внезапно дверь отворилась, и придверник объявил о приходе графини де Шарни. В щель между занавесками Жильбер увидел женщину, задевшую своей широкой шелковой юбкой о дверной косяк.

По моде того времени она была одета в полосатое платье из серого шелка, такую же верхнюю юбку, концы накинутой на плечи шали перекрещивались спереди и были стянуты узлом сзади на талии, весьма выгодно открывая пышную красивую грудь.

Маленькая шапочка, кокетливо пришпиленная к самому верху высокой прически, туфельки без задника на высоком каблуке, подчеркивающие

стройность лодыжек, и тросточка в длинных, аристократических пальцах изящной руки, затянутой в перчатку, довершали наряд женщины, которую с таким нетерпением ждал Жильбер и которая вошла к королю Людовику XVI.

Он шагнул навстречу вошедшей.

– Насколько я знаю, вы куда-то собирались, графиня?

– Да, государь, – отвечала женщина, – я уже садилась в карету, когда мне передали приказ вашего величества.

При звуках ее звонкого голоса в ушах у Жильбера загудело. Кровь прихлынула к его лицу, по всему телу пробежала дрожь.

Он невольно сделал шаг вперед, выходя из-за скрывавших его занавесок.

– Это она! – прошептал он. – Это она, Андреа!

– Сударыня, – продолжал король, который, как и графиня, не заметил волнения стоявшего в тени Жильбера, – я пригласил вас, чтобы кое о чем узнать.

– Я к услугам вашего величества.

Король чуть наклонился в сторону Жильбера, словно желая предупредить его о чем-то.

Тот, поняв, что показываться ему еще не пришло время, потихоньку отступил за занавеску.

– Сударыня, – заговорил король, – неделю или дней десять назад к господину де Неккеру было доставлено письмо с просьбой об аресте.

Сквозь крохотную щелку между занавесками Жильбер вперил взгляд в Андреа. Молодая женщина казалась бледной, возбужденной, беспокойной и слегка сгорбленной, словно под гнетом каких-то тайных мыслей, в которых она сама не отдавала себе отчета.

– Вы слышали, что я сказал, графиня? – осведомился Людовик XVI, видя, что г-жа де Шарни медлит с ответом.

– Да, государь.

– Вы поняли, о чем я, и можете мне ответить?

– Я пытаюсь вспомнить, – отозвалась Андреа.

– Позвольте, я чуть-чуть освежу вашу память, графиня. Отдать приказ об аресте просили вы, и на вашем прошении поставила подпись королева.

Графиня не отвечала, лихорадочное возбуждение вновь унесло ее куда-то далеко за пределы действительности.

– Но отвечайте же, сударыня, – начиная терять терпение, проворчал король.

– Это верно, – задрожав, призналась графиня, – я действительно написала письмо, а ее величество поставила на нем свою подпись.

– Тогда скажите, – продолжал король, – какое преступление совершил тот, против кого вы просили принять столь строгие меры?

– Государь, – промолвила Андреа, – я не могу вам сказать, что за преступление он совершил, скажу только, что оно было велико.

– Как! Вы не можете сказать мне?

– Не могу, государь.

– Мне, королю?

– Не могу. Прошу извинить меня, ваше величество, не могу.

– Тогда вы скажете об этом ему

самому, сударыня. То, что вы отказываетесь поведать королю, вам не удастся утаить от доктора Жильбера.

– Доктора Жильбера? – вскричала Андреа. – Великий боже! Но где же он, ваше величество?

Король отступил в сторону, занавески раздвинулись, и показался Жильбер, почти такой же бледный, как Андреа.

– Вот он, сударыня, – проговорил он.

При виде Жильбера графиня покачнулась, ноги под нею задрожали. Она откинулась назад, словно собираясь упасть в обморок, и осталась стоять лишь благодаря креслу, на которое оперлась, невольно приняв скорбную позу Эвридики [143] в тот миг, когда в ее сердце проникает яд змеи.

143

Эвридика (греч. миф.) – нимфа, жена певца Орфея, погибла от укуса змеи.

– Сударыня, – отвесив смиренный поклон, произнес Жильбер, – позвольте мне повторить вопрос, только что заданный вам его величеством.

Андреа зашевелила губами, но не издала при этом ни звука.

– В чем я провинился перед вами, сударыня, да так, что вы пожелали бросить меня в эту ужасную тюрьму?

Услышав эти слова, Андреа подскочила, словно кто-то вырвал клок прямо у нее из сердца.

Затем вдруг, смерив Жильбера холодным, как у змеи, взглядом, она ответила:

– Я не знаю вас, сударь.

Пока она произносила эти слова, Жильбер смотрел на нее так пристально, вложил в свой взгляд столько несокрушимой отваги, что графиня опустила внезапно потухший взор.

– Графиня, – с мягким упреком проговорил король, – вот видите, к чему приводит злоупотребление подписью королевы. Перед вами стоит человек, которого вы не знаете, вы сами так сказали, а он ведь знаменитый хирург, врач, ученый, и вам не в чем его упрекнуть…

Подняв голову, Андреа одарила Жильбера взглядом, полным поистине королевского презрения.

Тот выдержал взгляд спокойно, не теряя чувства собственного достоинства.

– Я говорю, – продолжал король, – что вы, оказывается, ничего не имели против господина Жильбера и хотели покарать совсем другого человека, в результате чего невинный стал жертвой ошибки. Это нехорошо, графиня.

– Государь! – воскликнула Андреа.

– Постойте! – прервал ее король, дрожа при мысли, что обидел фаворитку своей супруги. – Я знаю, что сердце у вас доброе, и раз вы кого-то возненавидели, стало быть, за дело, но на будущее постарайтесь не совершать подобных промахов. – Затем, повернувшись к Жильберу, он продолжал: – Что поделать, доктор, в том, что случилось, виновато скорее время, чем люди. В разврате мы рождены, в разврате и умрем, но нужно попытаться хотя бы сделать будущее лучше ради наших потомков, и вы, надеюсь, поможете мне в этом, доктор Жильбер.