Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
Мария Антуанетта подбежала к камину, взяла флакон с нюхательной солью и поднесла его к носу Андреа. На этот раз графиня пришла в себя гораздо быстрее – не столько благодаря августейшим заботам, сколько с помощью собственной силы воли.
Между обеими женщинами происходило нечто странное. Королева, казалось, любила Андреа, та отвечала ей искренним уважением, и между тем порою они казались не любящей королевой и преданной слугою, а врагами.
Итак, благодаря своей душевной силе Андреа быстро справилась со слабостью. Она встала, с почтением
– Ваше величество позволит мне удалиться к себе?
– Разумеется, любезная графиня, вы всегда вольны делать, что вам угодно, этикет вас не касается. Но разве вы не хотите мне что-то сказать, прежде чем уйти?
– Я, государыня? – удивилась Андреа.
– Да, вы.
– Нет. А о чем я должна вам сказать?
– Об этом самом господине Жильбере, который произвел на вас столь сильное впечатление.
Андреа вздрогнула и лишь отрицательно покачала головой.
– В таком случае я вас больше не задерживаю, милая Андреа, вы свободны.
С этими словами королева направилась к двери в будуар, который примыкал к комнате.
Андреа, сделав безупречный реверанс, двинулась к выходу.
Но в тот миг, когда она уже собралась отворить дверь, в коридоре зазвучали шаги, и кто-то взялся за ручку с той стороны.
Одновременно послышался голос Людовика XVI, отдававшего перед отходом ко сну распоряжения своему камердинеру.
– Это король, государыня, – проговорила Андреа, отступая от двери. – Это король.
– Ну да, король, – согласилась Мария Антуанетта. – Чего вы так испугались?
– Ради всего святого, государыня! – воскликнула Андреа. – Сделайте так, чтобы я не встретилась с королем, чтобы он меня не увидел, хотя бы сегодня вечером, иначе я умру от стыда!
– Но можете вы в конце концов мне сказать…
– Все, что захочет знать ваше величество. Только спрячьте меня.
– Ступайте ко мне в будуар, – решила Мария Антуанетта. – Выйдете оттуда, когда король отправится к себе. Не волнуйтесь, вы пробудете там недолго: король здесь не задерживается.
– О, благодарю, ваше величество! – воскликнула графиня.
Она бросилась в будуар и скрылась из виду в тот миг, когда Людовик XVI уже отворял дверь в комнату.
Король вошел.
XXX. Король и королева
Королева, окинув быстрым взглядом комнату, любезно ответила на приветствие короля.
Затем король протянул ей руку.
– Какому счастливому случаю, – поинтересовалась Мария Антуанетта, – я обязана вашим визитом?
– Действительно случаю, вы правильно выразились, сударыня. Я повстречал Шарни, и он доложил мне, что идет по вашей просьбе успокоить всех наших вояк. Ваше мудрое решение так меня порадовало, что я не мог пройти мимо ваших покоев и не поблагодарить вас.
– Да, – отвечала королева, – я поразмыслила и решила, что будет гораздо лучше, если мы дадим войскам отдохнуть и не станем провоцировать междоусобную
– Что ж, в добрый час, – согласился король, – мне приятно, что у вас сложилось такое мнение. Впрочем, я и так надеялся, что смогу вас к нему подвести.
– Как видите, ваше величество, особенно трудиться вам не пришлось, я сама пришла к этому решению.
– Прекрасно! Вы, я вижу, рассуждаете уже почти здраво, а когда я ознакомлю вас с кое-какими своими соображениями, вы станете вполне здравомыслящей.
– Но если мы придерживаемся одного мнения, государь, то к чему мне ваши размышления?
– О, не беспокойтесь, сударыня, я не собираюсь завязывать с вами спор: вы же знаете, я люблю их не больше вашего; мы просто побеседуем. Разве вам не приятно иногда обсудить со мной дела Франции, как добрые супруги обсуждают домашние дела?
Последние слова Людовик произнес с добродушием, которое он порою себе позволял.
– О, государь, напротив, весьма приятно, – откликнулась королева, – но самый ли удачный момент вы изволили выбрать?
– Полагаю, да. Вы же сами только что сказали, что не желаете военных действий.
– Верно, сказала.
– Однако причину не объяснили.
– Но вы и не спрашивали.
– А вот теперь спрашиваю.
– Причина проста: бессилие.
– Вот видите! Будь вы сильнее, вы начали бы войну.
– Будь я сильнее, я сожгла бы Париж.
– А я-то был уверен, что вы не желаете войны по тем же причинам, что и я.
– Каковы же ваши причины?
– Мои? – повторил король.
– Да, ваши, – не уступала Мария Антуанетта.
– У меня лишь одна причина.
– Какая же?
– А вот какая. Я не хочу воевать с народом, потому что считаю, что народ прав.
Мария Антуанетта не смогла сдержать удивленный жест.
– Прав? – воскликнула она. – Народ прав, что поднял восстание?
– Ну конечно.
– Прав, что взял Бастилию, убил ее коменданта, городского прево, уничтожил стольких наших солдат?
– Господи, да разумеется!
– Так вот каковы ваши размышления! – вскричала королева. – И с ними-то вы и хотели меня ознакомить?
– Они пришли мне в голову, я и сказал.
– Пришли в голову во время ужина?
– Ну вот, – огорчился король, – опять вы хотите свести все к еде. Вы никак не хотите мне простить, что я не теряю аппетита, вы желаете видеть меня поэтичным и воздушным. Но что делать – у меня в семье все привыкли есть. Генрих Четвертый не только ел, но и любил приложиться к бутылке, великий и поэтичный Людовик Четырнадцатый ел в три горла, король Людовик Пятнадцатый, желая вкусно поесть, сам готовил себе пирожки и заставлял госпожу Дюбарри варить ему кофе. Что поделать – когда я голоден, я не могу терпеть, поэтому приходится идти по стопам своих предков – Людовика Пятнадцатого, Людовика Четырнадцатого и Генриха Четвертого. Если вы согласитесь, что иначе я не могу, будьте снисходительны, если же считаете это пороком – простите.