Анж Питу
Шрифт:
Горела сама застава.
Вопящая, разъяренная толпа, в которой было немало женщин, по обыкновению кричавших и грозивших громче мужчин, подбрасывала в громадный костер обломки стен, мебель и вещи чиновников, собиравших здесь прежде ввозную пошлину.
На дороге стояли венгерский и немецкий полки; опустив ружья, солдаты и офицеры бесстрастно взирали на этот разбой.
Горящая застава не остановила Бийо: он направил Марго прямо в огонь, и она храбро перепрыгнула через костер, но по другую сторону заставы перед нашими героями выросла густая толпа людей, которые двигались из центра города к окраинам,
Бийо на вид казался тем, кем и был на самом деле: простаком фермером, прибывшим в Париж по делам. Разве что он слишком громко кричал: «Дорогу! Дорогу!» Но Питу так вежливо вторил ему: «Дорогу! Уступите, пожалуйста, дорогу!» – что одно уравновешивало другое. Никому не было никакой корысти в том, чтобы помешать Бийо отправиться по своим делам: ему дали дорогу.
Марго воспрянула духом: огонь опалил ей брюхо, необычный шум возбудил любопытство. Бийо приходилось сдерживать ее, чтобы не раздавить тех зевак, что толпились перед дверями собственных домов, и тех, что, покинув свои дома, торопились к заставе.
Бийо с переменным успехом прокладывал себе дорогу, направляя Марго то вправо, то влево; так они добрались до бульвара, но тут им пришлось остановиться.
Огромная процессия тянулась от Бастилии к Королевской кладовой – в ту пору эти два здания были двумя каменными узлами на поясе, обхватывавшем стан Парижа.
Впереди толпы, заполонившей бульвар, шли люди, которые несли на носилках два бюста: один, покрытый траурной вуалью, другой – усыпанный цветами. Первый был бюст отставленного министра Неккера; второй – бюст герцога Орлеанского, открыто принявшего при дворе сторону женевского экономиста.
Бийо спросил у проходящих, что здесь делается, и ему объяснили, что здесь народ приносит дань уважения Неккеру и его защитнику герцогу Орлеанскому.
Бийо родился в краю, где имя герцога Орлеанского почиталось уже добрых полтора столетия. Бийо принадлежал к секте философов и, следовательно, видел в Неккере не только великого министра, но и спасителя человечества.
Поэтому услышанного было более чем достаточно, чтобы Бийо потерял голову. Сам не понимая толком, что он творит, он соскочил с коня и, крича: «Да здравствует герцог Орлеанский! Да здравствует Неккер!» – смешался с толпой.
Когда человек смешивается с толпой, он утрачивает свободу воли. Это известно всякому: попав в толпу, мы начинаем желать того же, чего желает она, делать то, что делает она. Бийо подчинился толпе особенно легко оттого, что находился ближе к голове процессии, нежели к ее хвосту.
Парижане орали что есть мочи: «Да здравствует Неккер! Долой иноземные войска! Чужестранцев – вон!»
Бийо присоединил свой могучий бас к этим голосам.
Талант, какого бы рода он ни был, всегда находит в толпе ценителей. Жители парижских пригородов, обладатели голоса либо тонкого, либо сиплого, либо ослабевшего от голода, либо охрипшего от вина, оценили глубокий, чистый и звучный голос Бийо и дали ему дорогу, благодаря чему наш фермер смог в конце концов добраться до носилок, причем по дороге его не толкали, не душили и не пихали локтем в бок, а если и потрепали, то лишь самую малость.
Минут через десять один из носильщиков, чье рвение явно превосходило физические возможности, уступил ему свое место.
Как
Еще вчера он был простым пропагандистом брошюры доктора Жильбера, а сегодня стал одним из орудий триумфа Неккера и герцога Орлеанского.
Но едва он приступил к выполнению своих новых обязанностей, как вспомнил о Питу и Марго: «Где они? Что с ними?»
Не выпуская из рук носилки, фермер обернулся и в свете факелов, озарявших улицу, и плошек, расцвечивавших все окна, заметил в середине толпы какой-то движущийся бугор, состоявший из пяти-шести человек, которые кричали и махали руками.
Глядя на этот клубок тел, нетрудно было различить в его середине длинные руки Питу и узнать его голос.
Питу делал все, что мог, дабы защитить Марго, но, несмотря на его старания, Марго клонилась к земле. Прежде Марго несла на своей спине Бийо и Питу – груз уже довольно весомый для бедного животного. Теперь ей приходилось нести на спине, на крупе, на шее и на холке всех, кто только мог там поместиться.
Во тьме, увеличивавшей все предметы по своему произволу, Марго казалась слоном, на котором охотники отправляются сражаться с тигром.
На ее широкой спине расположились пять или шесть молодчиков, оравших: «Да здравствует Неккер! Да здравствует герцог Орлеанский!» – на что Питу отвечал: «Вы удушите Марго».
Но хмельные от восторга люди ничего не желали слушать. Бийо хотел было броситься на помощь Питу и Марго, но, поразмыслив, понял, что если он хотя бы на секунду оставит свой почетный пост и бросит ручку носилок, назад его уже не пустят. Вдобавок он рассудил, что, раз он оставил папаше Лефрану Малыша взамен Марго, то Марго может считаться его собственностью, а в таком случае если а ней что и произойдет, он просто-напросто потеряет три или четыре сотни ливров – сумму, которой он вполне может пожертвовать во славу отечества.
Меж тем процессия двигалась вперед; она повернула налево и по улице Монмартр спустилась к площади Побед. У Пале-Рояля ей помешало скопление народа; то были люди с зелеными листками на шляпах, кричавшие: «К оружию!»
Необходимо было выяснить, кто эти люди, заполонившие улицу Вивьен: друзья или враги? Зеленый – цвет графа д'Артуа. Что означают зеленые кокарды? Через мгновение все разъяснилось.
Узнав об отставке Неккера, некий юноша вышел из кафе Фуа, взобрался на стол и, размахивая пистолетом, закричал: «К оружию!»
На этот крик сбежались все, кто гулял в Пале-Рояле, и в свой черед стали призывать к оружию.
Как мы уже сказали, вокруг Парижа в эту пору собрались иностранные войска. Можно было подумать, что грядет австрийское нашествие; сами названия полков оскорбляли слух французов; одного звучания фамилий их командиров: Рейнак, Салис-Самаде, Дисбах, Эстергази, Ремер, было достаточно, чтобы толпа поняла: перед ней – враги. Юноша, влезший на стол, назвал их всех поименно; он предупредил, что швейцарцы, расположившиеся на Елисейских полях и установившие там четыре артиллерийских орудия, должны вечером войти в Париж вслед за драгунами принца де Ламбеска. Он предложил французам ввести новую кокарду, отличающуюся от вражеской, сорвал с каштана листок и прикрепил его к своей шляпе. В десять минут три тысячи человек оборвали листья со всех деревьев Пале-Рояля.