Анжелика и дьяволица
Шрифт:
Она неслышно проникла в дом и села у его изголовья.
— Кантор! — позвала она. Юноша вздрогнул и открыл глаза.
— Не бойся. Я пришла только спросить твое мнение. Что ты думаешь о герцогине де Модрибур?
Она решила застать его врасплох, чтобы у него не было времени замкнуться в своей скорлупе, как он это обычно делал.
Он сел, полуопершись на локоть, и с подозрительным видом посмотрел на Анжелику.
Она взяла корзину с вишнями и поставила ее между собой и Кантором. Ягоды были красивые и вкусные, огромные, блестящие и действительно ярко-вишневого цвета.
— Скажи
Кантор съел две вишни и выплюнул косточки.
— Это потаскуха, — сказал он торжественно, — самая отвратительная потаскуха, которую мне только приходилось видеть в моей жизни.
Анжелика не осмелилась заметить, что вся его жизнь — это всего лишь пятнадцать лет и что в этой специфической области она была еще короче.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она спокойно и взяла целую горсть вишен, любуясь их блестящей рубиновой кожицей.
— А то, что она развращает всех мужчин и даже моего отца… Она пыталась и меня…
— Ты сошел с ума, — сказала, подскочив, Анжелика. — Ты хочешь сказать, что она предлагала тебе?..
— Ну да! — ответил Кантор с возмущенным и наивным удовлетворением, — а почему бы и нет!
— Шестнадцатилетний юноша.., и женщина в таком возрасте.., и вообще.., это невозможно; что ты говоришь?!
Кто сошел с ума?.. Казалось, все и каждый. Несмотря на то, что в этот вечер Анжелика была готова услышать все, что угодно, такого она не ожидала. Ее представление об Амбруазине де Модрибур как о женщине набожной, целомудренной и даже фригидной, далекой от любви и мужчин, немного наивной, в чем-то чопорной, часами молящейся на коленях в окружении своих воспитанниц, рухнуло как карточный домик.
— Королевские невесты относятся к ней с уважением. Если она действительно такая.., им это было бы известно…
— Я не знаю, в каких они с ней отношениях, — сказал Кантор, — но знаю, что она перевернула с ног на голову весь Голдсборо… Нет ни одного мужчины, которого она не попыталась бы соблазнить, и кто знает, сколько из них не устояли…
— Но это же безумие! Если такое действительно происходило в Голдсборо, я должна была бы заметить это…
— Не обязательно!.. — ответил Кантор и добавил с удивительной проницательностью, — когда все вокруг лгут, становится страшно и стыдно.., и тогда лучше помолчать. Трудно разобраться, где правда. Ей удалось некоторым образом обмануть и вас. И все же она вас ненавидит до такой степени, что даже трудно себе это представить… «Мать хочет видеть тебя умненьким-разумненьким, — говорила она мне, когда я отметал ее авансы. — И ты хочешь слушаться ее, как маленький мальчик, — какой же ты глупый! Ей не следует удерживать тебя у своей юбки. Она думает, что все ее любят и поэтому добровольно ей подчиняются, а вообще-то ее просто обмануть, смягчив ее сердце».
— Если она сказала такое… — воскликнула Анжелика, — если она это тебе говорила, сын мой, значит она и впрямь Дьяволица…
— Да, она такая и есть!
Кантор откинул одеяло и оделся.
— Пойдемте со мной, — сказал он, — думаю, что этой ночью я смогу представить вам некоторые интересные доказательства этого…
Кантор и Анжелика неслышными шагами прошли
Была глубокая ночь, и в окнах практически всех домов не было видно света. Кантор прекрасно ориентировался в темноте. Они добрались до маленькой площади у подножия холма, где дома уже не стояли так близко друг от друга.
Кантор указал рукой на один из них, довольно просторный на вид, с небольшим деревянным крыльцом. Дом находился почти в самом начале подъема, который вел к поросшей деревьями вершине скалистого мыса.
— Она живет в этом доме, и я готов поспорить, что в этот ночной час она находится в приятной компании.
Он показал Анжелике на большой камень, за которым она могла спрятаться, не теряя из виду подступы к дому.
— Я сейчас постучу в дверь. Если, как я предполагаю, в доме находится мужчина, который не желает быть узнанным, то он попытается скрыться через это окно. В пробивающемся через облака лунном свете вы обязательно его заметите и узнаете.
Юноша удалился. Анжелика ждала, пристально всматриваясь в затемненную заднюю часть дома.
Прошло несколько мгновений, и в доме послышалась возня, а затем, как и предсказал Кантор, кто-то вылез через окно, спрыгнул на землю и стремительно пустился наутек. Сначала Анжелике показалось, что спасавшийся бегством был одет в рубашку, но потом она узнала развевавшуюся на ветру сутану отца Марка. Он так торопился, что даже не успел надеть свой пояс.
Анжелика онемела от удивления.
— Ну, что? — спросил ее подошедший Кантор.
— У меня нет слов, — произнесла она.
— Кто это был?
— Я скажу тебе позднее.
— Теперь вы мне верите?
— О! Конечно!
— Что вы намерены делать?
— Ничего… Пока ничего. Мне надо подумать. Но ты был прав. Спасибо тебе за помощь. Ты умница. Я жалею, что не обратилась к тебе за советом раньше.
Кантор не знал, оставлять ли Анжелику одну. Он чувствовал, что она была сильно расстроена и почти сожалел о том, что его хитрость полностью удалась.
— Иди, — настаивала она, — иди спать с твоими вишнями.
Анжелика расчувствовалась, глядя, как он удаляется, такой еще юный, чистый и честный. Он был строен и красив, как античный бог.
Когда его силуэт растворился в ночи, она спустилась к дому, поднялась по ступенькам и постучала в дверь.
Из-за двери послышался раздраженный голос Амбруазины.
— Кто там еще? Кто стучит?
— Это я, Анжелика.
— Вы?!
Анжелика слышала, как Амбруазина встала с постели. Через несколько секунд она отодвинула задвижку и приоткрыла дверь.
Первое, что Анжелика заметила, войдя в комнату, был валявшийся на полу около кровати забытый монахом пояс. Не отрывая взгляда от лица Амбруазины, Анжелика демонстративно подняла и свернула его.
— Зачем вы рассказывали мне все эти истории?
— Какие истории?
На скамейке горел ночник, заправленный тюленьим жиром. Его огонь освещал бледное лицо герцогини, ее широко раскрытые глаза, черные, как смоль, пышные волосы.
— Ваши рассказы о том, что вы презираете любовь мужчин, что вы не можете выносить, когда кто-нибудь из них притрагивается к вам!..